Джек Хиггинс - Штормовое предупреждение

Теперь он беспомощно дрейфовал, принимая воду в пробоины и застопорив все двигатели. На мостике его командир, лейтенант королевского флота Драммонд, принимал от главного боцмана рапорт о повреждениях.

— Сколько мы продержимся, чиф?

— При таком море самое большее час, сэр. Если они хотят спасти судно, лучше побыстрее прислать сюда буксир.

— Вы уверены, что это была подлодка?

— Определенно, сэр. Впередсмотрящий Купер тоже видел ее. — Он сделал паузу. — Но наша или их, я не могу быть уверен.

— Мой бог — тихо сказал Драммонд.

На корме послышался возбужденный крик:

— Человек за бортом, сэр, по левому борту!

— Прожектор! — сказал Драммонд. — Быстрее!

Луч метнулся по бушующей воде и выхватил Герике в желтом спасательном жилете и фуражке, нахлобученной на уши. Он помахал в ответ.

— Быстрее! — приказал Драммонд. — Он, должно быть, замерз там до полусмерти.

Младший офицер Белл сбежал с мостика принять командование. У поручней возник шквал активности и Герике втянули на борт. Драммонд перегнулся через поручни мостика, озабоченно вглядываясь, перевел на них свет прожектора и Белл поднял голову.

— Великий боже, сэр, мы выловили джерри!

В Лондоне сильно дождило и на улицах клубился туман. Плащ Джанет Манро промок насквозь, как и шарф на волосах.

Они прошли несколько миль под дождем — Бердкейдж Уолк, дворец, Сент-Джеймс Парк и Даунинг-стрит, хотя Джего был не в состоянии много увидеть. Но ему было все равно.

— Вам, конечно, еще не достаточно? — спросил он, когда они направились к Вестминстерскому мосту.

— Еще нет. Помните, я обещала вам нечто особенное?

— Да? — Джего смотрел озадаченно.

Они подошли к мосту и она свернула на набережную.

— Ну, вот оно — сказала она. — Самое романтичное место в городе. Каждый американец в Лондоне должен пройтись по набережной по крайней мере один раз, предпочтительно после полуночи.

— Она скоро наступит — сказал Джего.

— Хорошо, выкурим еще по сигарете и подождем ведьмовского часа.

Она склонились на парапет и слушали шлепанье капель.

— Вы хоть насладились путешествием с гидом? — спросила она.

— О да, мэм, можно сказать и так — ответил Джего. — Я был чужаком в этом городе, но больше не буду.

— Мне это нравится — сказала она. — Вы, однако, поэт.

— Не я — сказал Джего. — Благодарите Гершвина. — Он облокотился на парапет рядом с ней. — Вы в самом деле любите этот старый город?

— У нас особые взаимоотношения. Я видела его в хорошие времена и в плохие, часто горящим адским пламенем, а мы все еще здесь, я и город.

— Но вам не слишком нравятся люди?

Ее подбородок вызывающе поднялся. Он ощутил в ней едва сдерживаемый гнев:

— Почему же, дорогой? По какой причине вы так думаете?

— Что такое, доктор? Снимите нагар. Не вы ли видели так много умирающих?

— Чтоб вы провалились, Джего.

Ее рука взметнулась в пощечине. Биг Бен испустил первый удар полуночи.

Джего оборонился, подняв руки:

— Вспомните — час ведьмы. А мы на набережной в самом романтическом месте Лондона.

Она потянулась потрогать его лицо:

— Скажите, Джего, вас так плохо зашили? Забрали у вас несколько лет жизни?

— Слишком много — ответил он.

Прозвучал последний удар полуночи. Дождь усилился, перейдя в ливень, и она пододвинулась совсем близко. Он осторожно положил ей руки на плечи. Она закинула руки ему за голову и страстно поцеловала.

— Отведи меня домой, Джего — прошептала она.

Баркентина «Дойчланд», 19 сентября 1944 года. Широта 43°40N, долг. 20°55W. Прошлой ночью в средней вахте сильным порывом ветра разорвало носовой верхний топовый парус. Погода продолжает ухудшаться. Сильный шторм в утреннюю вахту, сильные волны.

Несмотря на то, что пробило лишь две склянки полуденной вахты, в салоне было так темно, что сестра Анджела зажгла лампу. Она сидела за столом, который, как и кресла, был привинчен к полу. Перед ней лежала открытая библия. Лотта сидела напротив с иголкой и ниткой, штопая грубую брезентовую рубаху.

Снаружи завывал ветер и «Дойчланд» тяжело клонилась на левый борт, подолгу возвращаясь в равновесие: ранее это событие вызвало бы заметную тревогу, но не сейчас. Вода капала со ступенек трапа кают-компании и шлепала на пол. Было холодно и сыро, все было влажным, даже одеяло, которым она закутала плечи.

Лотта, при плохом освещении сосредоточенная на своей работе, коротко улыбнулась, как от тайной мысли. Сестра Анджела в последнее время часто видела такую улыбку — и слишком хорошо понимала, что она значит. Казалось, словно девушка ускользает от нее, от всего, что раньше выглядело таким важным, и для чего?