Александр Маркьянов - Период распада (Третья мировая война) Часть 1

Абу совершил только одну ошибку — он испугался. Он испугался, проявил минутное, даже секундное малодушие, когда вертолет завис прямо над развалинами, он проявил малодушие, когда его не никак нельзя было проявлять — и промахнулся, впустую истратив по Накпадону единственный выстрел, который у него был. Огненное копье пролетело у самой башни пулеметчика, обвешанной противокумулятивными решетками — но не задело ее и ушло дальше — а через пару секунд по зданию ударил длинной очередью пулемет и Абу упал на пол, погребя под собой на беду оставшегося тут пацана и прикрывая его своим телом. Надо было бежать — но бежать уже было бессмысленно — вертолет найдет его и убьет. Перевалившись, он встал на колени, чтобы посмотреть в окно — и увидел зависший прямо направив в вышине неба вертолет, и вспышку заработавшего двигателя реактивного снаряда под левы пилоном.

— «Ля иляха илля-Ллаху, инна ли-ль-маути ля-сакяратин!» [82] Нет Бога кроме Аллаха, воистину смерти предшествуют беды — по преданию это были последние слова Пророка Мохаммеда перед смертью. — сказал Абу, успевший встать в полный рост — а через долю секунды термобарический снаряд влетел в окно, и разорвался, стена ревущего пламени в мгновение сожгла и его, и оставшегося в здании пацана из Джибаль аль-Никба и разрушила весь дом, превратив его в груду строительного мусора, в памятник разгорающегося на Ближнем Востоке пожара…

Тарик увидел это, когда был уже метрах в ста от дома. Он не спешил, потому что те кто спешит — тех убивают, у него был прекрасный камуфляжный костюм и невдалеке была нора, где можно было отлежаться. Он был уверен, что из-за всего произошедшего — израильтяне не станут делать сплошную зачистку местности, у них просто не хватит на это возможностей. Он знал Абу как храброго воина Джихада, он слышал, с какими словами он проводил этим и остальных братьев, оставаясь на верную смерть и он был уверен, что свою шахаду он принял как мужчина, с гордо поднятой головой.

— Инна ли-Лляхи ва инна иляй-хи раджиґуна! [83] Воистине мы все принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся. — фаталистически заметил снайпер и продолжил свой путь.

Боль вернулась первой. Боль и свет, режущий глаза свет, такой яркий, что хотелось крикнуть — больно! Но губы не шевелились…

— Ховеш! Ховеш! [84] Санитар! — закричал кто-то, и от крика этого рядовому Мише Солодкину стало еще больнее — он шевелился! Я видел, он шевелился!

— Отойдите все!

Болью пронзило руки, он почувствовал как его ощупывают.

— Держи! Держи не опускай! Носилки сюда! Быстрее вашу мать!

Санитар видимо тоже был из русских — израильтяне слов «вашу мать» большей частью не знали.

Потом он почувствовал, как несколько рук взялись за него, подняли и переложили, он хотел спросить, жив ли Гилад, но не смог этого сделать, его язык просто не слушался его. А потом носилки подхватили, и потащили навстречу реву и вою турбин и втащили его внутрь, и он почувствовал, как у него шумит в ушах — вертолет поднимался в воздух. Потом он снова провалился в бездонную пропасть тьмы.

Капитан американской армии Майкл Бейкер в этот день находился довольно далеко от места своей постоянной дислокации, от Форта Брэгг. Нет, он находился не в Афганистане, не в Сомали, не в Йемене и не в Колумбии, как многие могли подумать. В этот пятничный, не по-весеннему жаркий день капитан Бейкер находился в корпусе подбитого русского танка Т-72, который в числе прочих находился на базе сил стабилизации севернее Донецка, это бывшая Украина. Танк этот отскоблили от гари, выкинули оттуда все ненужное и там, где должна была быть башня — приварили очень удобный люк. Вообще, этот танк был предназначен для того, чтобы при минометном обстреле прятаться в него — но минометного обстрела не было, а капитан Бейкер все равно сидел в нем, пил минеральную воду из небольшой бутылки и думал о жизни. Ему нужно было немного времени, чтобы его никто не беспокоил — а поляки, которым он должен был советовать, а фактически — командовать ими, исполняя функции штабного офицеры, ответственного за противодиверсионные мероприятия, были очень навязчивы и плохо знали английский язык, хотя и старались. Поэтому, когда у капитана начинала болеть голова — он прятался сюда, чтобы остаться на некоторое время наедине с собой. Выросший на севере страны, в Миннесоте он любил одиночество и умел его ценить.