Разрядив пистолеты, трое взрослых (двадцать один, двадцать три и двадцать восемь лет, в этом бизнесе не каждый доживает до таких лет) наркомафиози выскочили к машинам. У них был белый Шевроле Тахо, который стоял перед рестораном — одна из четырех машин: пикап хозяина, подъехавший пикап со стрелком, разукрашенный в красно-желтый колер Эконолайн и их Шевроле. Они не знали кого они только что убили, это был не первый и не последний, и они слишком часто видели смерть, чтобы отвлекаться по пустякам: мгновенная смерть под градом пуль еще не такая плохая, многие умирают куда хуже. Они знали, что надо сматываться, прямо сейчас — потому что американская полиция это не насквозь продажная мексиканская, где копы со служебным оружием подрабатывают после работы киллерами. Они были уверены в том, что хозяин не позвонит в полицию, даст им уехать — но выстрелы могли слышать с шоссе, а сейчас для того чтобы вызвать шерифа даже не надо искать телефонную кабину — набрал номер на сотовом и позвонил. Знали они и то, что устав от приграничного беспредела, жители некоторых округов избирали шерифами бывших военных, прошедших Ирак и Афганистан, а те нанимали в депьюти [64] Депьюти — помощник, заместитель.
своих сослуживцев. И если Калифорния легла под чиканос окончательно и бесповоротно — то в некоторых округах и графствах Техаса, где служили народу такие вот шерифы, наркодилеры подобные им просто пропадали без следа. Знали они и то, что американские копы хорошо умеют стрелять. В общем и целом — земля горела под ногами.
Один из наркомафиози, самый молодой, по имени Мигелито, меняя на ходу расстрелянную обойму в своей Берете подбежал к Шевроле и злобно выругался, от переизбытка чувств даже пнул ни в чем не повинную машину. Как назло, одна пуля из выпущенных ими пошла так низко (а можно отрикошетила от чего) что пробила покрышку, и теперь на Шевроле ехать было нельзя.
— Альфредо! — заорал он — тачка наша готова!
Вместо этого раздался злобная ругань на испанском, и вдруг — взревел мотор Эконолайна. Поняв, что если он не поспешит, то вполне может остаться здесь, Мигелито побежал к Эконолайну.
На пути ему попался белый — похоже тот, что приехал со стрелком. Когда началось все это дерьмо — Мигелито сидел спиной к окну и ничего не видел — но ему вдруг пришло в голову, что этот белый пацан может послужить заложником, если что-то пойдет не так. А потому он с ходу пробил ему ногой в голову, и схватив за руку, потащил оглушенного пацана в машину.
Тем самым, Мигелито, сам того не зная, совершил предпоследнюю смертельную ошибку за этот день, подписав смертный приговор себе, всем своим приятелям, и больше чем двадцати членам своей банды, входящей в известное своей леденящей душу жестокостью бандформирование «Зетас», эскадроны смерти наркомафии, буквально залившие страну кровью и держащие под криминальным контролем чуть ли не половину страны. Скоро, однако, им предстоит узнать, что есть люди еще более опытные, жестокие и безжалостные, чем они сами.
У самой двери грузового отсека — она здесь не сдвигалась в сторону, а распахивалась — он столкнулся с Абимаэлем из Котов, который тоже пытался сесть в машину. Это была машина Абимаэля, Форд — и он совсем не настроен был ее вот так лишиться…
— Помоги…
Вместо они затащили потерявшего сознание пацана в фургон, захлопнули дверь. С пробуксовкой колес машина тронулась по направлению к шестнадцатой дороге — оттуда бандиты планировали повернуть на юг, им как можно быстрее надо было добраться к границе. Переходить они ее планировали в районе Нуэво Ларедо, там тьма переходов и можно смешать с толпой. Шансы успеть, пока не объявят их розыск — у них были.
Внутри фургон был полностью переделан так, как это делают только молодые мексиканские ублюдки. Такие фургоны обожают еще и калифорнийские серферы, им нужно много места, чтобы перевозить свои доски и всяческую утварь — но они отделывают фургон внутри неопреном, чтобы не боялся воды, и чтобы можно было мыть струей воды из шланга. А тут — что-то типа выпендрежного красного бархата, диван, колонки, еще какая-то дрянь…
— Это что? — проорал Мигелито, показывая на стоящую в углу салона очку. Нормально говорить было невозможно — глушитель то ли травил, то ли он был прямоточным, спортивным
— Это бочка! — проорал в ответ Абимаэль. Он уже начинал понимать, во что впутался — в убийство первой степени, но пока он держался
— На кой она тут черт!?
Читать дальше