Павел Гейцман - Тайник

— Вы слышите меня, доктор? Вы еще там? Ну так ответьте же, черт побери! — настаивал далекий голос.

— Я обдумываю… Накормите их пока, а я вернусь, как только будет возможно.

На глубине двадцати пяти метров начали проходить первый разведочный горизонт. Бур работал на полные обороты, гора пустой породы все росла и росла. Несмотря на профессиональный скептицизм, Винтер не исключал возможность того, что жилы свинца и меди, встречающиеся на севере, могут появиться в известняках на старой платформе, как раз здесь, в полосе большого сброса. Но думать об этом было еще рано. Теория и практика — две разные вещи, особенно в геологии.

В последние дни он с головой ушел в работу. Единственное средство избавиться от неуверенности и депрессии, которые охватили его после похищения Тиссо. Все шло заведенным порядком, никто не напоминал ему о начальнике проекта.

Временами он ловил себя на том, что вспоминает о случившемся как о чем-то нереальном. Будто он об этом слышал или читал. Однако каждое утро просыпался с одним и тем же вопросом. Что будет дальше? Когда те люди сообщат свои условия? Страх. Да, это был страх. Он сознавал, он чувствовал его. От него невозможно было избавиться.

Он подождал, когда ему пришлют с разведочного горизонта отобранные образцы, уложил их в ящик и с помощью горного мастера погрузил в машину. Все это время он ломал голову, что делать с новой буровой установкой. Потом подумал, что теперь может выполнить обещание, данное Генрике, и обеспечить базу археологов водой. Да, для начала он пошлет установку туда.

— На будущей неделе заскочу к вам, — сказал он мастеру и отправился на базу. Жгучее полуденное солнце над головой, за спиной клубы красноватой пыли. Проклятая машина на проклятой дороге. Он очутился вне времени. В этих краях архейская эра до сих пор не кончилась. Он провалился в глубины прошлого. В один из далеких дней детства, когда карабкался от конечной остановки «пятерки» на Баррандов в поисках трилобитов. В таинственный, очаровательный уголок под скальным изломом — отложением давно исчезнувшего моря, — хранящий аромат плаунов, хвощей и папоротников. Здесь впервые он со страхом нащупал окаменевший пульс времени, коснулся ладонью отпечатавшихся на камне миллионов лет. Внизу оживленная дорога ведет к киностудии, а здесь — край палеозоя, бухта доисторического моря. Море заполнило его душу, овладело ею. Собственно, с того дня он и начал осуществлять свое призвание. Это была дверь в будущее, подземный ход, протянувшийся до сегодняшнего дня.

Из-за бархана вынырнула база. Скопление пестрых палаток на фоне бледно-голубого неба и светлой охры песков.

Неподалеку от стартовой площадки вертолета стоял новый грузовик «мерседес» с буровой установкой «Торам». Пятеро мужчин дремали в тени. На базе и в лагере рабочих — пусто. Все еще в поле.

— Садам алейкум!

Верзила, в выгоревшем комбинезоне, с черной ленточкой усов, подошел к «лендроверу».

— Вы доктор Винтер? Нам велено явиться к доктору Винтеру, — сказал он по-французски. — Я буровой мастер Селим Боукелика, тут у меня для вас бумаги… — Он шарил по карманам, а глаза его цепко ощупывали местность. Наконец он вытащил помятый конверт. Винтер в нетерпении вскрыл его. Кто же им прислал этот дурацкий «Торам»? Обычная почтовая бумага без штампа учреждения, а на ней одна только чешская фраза: «Селим Боукелика, капитан особых частей полиции, передаст вам дальнейшие указания». И подпись: «Иржи Беранек». Он проглотил слюну. Снова посмотрел на бурового мастера в выгоревшем комбинезоне. События развиваются. Вашек Шольц выполнил свою миссию. Беранек был человеком из посольства — это все, что знал о нем Винтер.

— Что ж, пойдемте, не будем торчать на солнцепеке, — сказал он равнодушно.

— Палатку поставьте в лагере рабочих, — приказал через плечо буровой мастер бригаде и, отстав на два шага, двинулся вслед за Винтером к палатке. Все как положено. Белый господин и его верный слуга.

Они окунулись в душный тяжелый полумрак. Стол, заваленный бумагами, на полотняных стенах геологические карты района с красным пятном в центре — зона, где ведется бурение скважин. Куда ни глянь — везде слой мягкой, цвета охры, пыли. Дул ли ветер, стояло ли полное безветрие, пыль все равно проникала в палатку, оседала всюду.

Мгновение они стояли друг против друга, присматриваясь и изучая. Потом обменялись рукопожатием.

— Надеюсь, вы не обидитесь, если я спрошу: это все? Винтер вынул из кармана смятое письмо.