Стивен Хантер - Снайпер

Боб, прищурившись, посмотрел на него.

– Это отличная винтовка, – сказал он. – И тот, кто делает для нее патроны, хорошо знает свое дело. Да, сэр.

Даже Пайн смотрел на него хоть и без особого удивления, но с любопытством, и в его глазах светился какой-то странный огонек.

– Неплохой выстрел, – признал он, и по его голосу можно было заключить, что он не раз видел или, может быть, даже сам делал такие безумно дальние выстрелы. Но Боб все еще чувствовал раздражение. Такое чувство обычно испытываешь после того, как проведешь ночь с продажной женщиной, а утром ненавидишь и презираешь себя за то, что заплатил за свое право обладать ее телом.

– Мистер Суэггер, с вами все в порядке? Если бы вы тогда служили в УБН, то имя Гарсиа Диего уже ушло бы в историю, а так он сейчас один из самых богатых людей в Колумбии.

Боб улыбнулся, пытаясь скрыть то странное чувство, которое он сейчас испытывал.

“Папочка, что же я наделал?” – вспомнил он свои слова, когда, первый раз выстрелив в оленя, попал ему в живот. Бедное животное умчалось, а он чуть не сгорел от стыда и ненависти к самому себе. Отец тогда сказал, что все в порядке, не стоит волноваться, а сам направился выслеживать раненого зверя, чтобы добить его. Тогда он блуждал по крутым склонам гор Уошито больше трех часов, разыскивая оленя по кровавым следам на земле. Отец говорил ему, что Господь всегда простит плохой выстрел, если будет знать, что вы охотитесь не для забавы, а для того, чтобы принести это мясо к своему семейному столу, когда он будет знать, что вы действительно любите то животное, на которое охотитесь, и чувствуете себя вместе с ним частичкой природы.

Ну а если Бог не хотел, чтобы человек охотился, то зачем же тогда он дал ему мозги и тот придумал порох для ружей и такую винтовку, как 70-я модель винчестера?

– А, наконец-то до меня дошло, где я нахожусь и что это за место, – сказал Боб, чувствуя, как внезапная догадка осенила его мозг. Теперь он знал, чего они хотели. – И знаете, что я понял? То, что вам надо как можно быстрее сбегать за вашим хреновым полковником и немедленно привести его сюда. Думаю, он сможет объяснить мне, зачем вы суете меня во все это дерьмо и стараетесь превратить в того желтомордого ублюдка, который охотился на меня во Вьетнаме! – Он повернулся и свирепо посмотрел на них: – Эй вы, ублюдки сопливые, вы засунули мою душу в шкуру того снайпера, который искалечил меня и убил моего лучшего друга!

Он чувствовал, что заводится, как перед дракой.

Повернувшись, Боб резко двинул прикладом винтовки Пайну в лицо. От такого удара тот сразу же свалился на землю и стал выплевывать зубы вместе с кровью. Во время удара звук был такой, как будто стальной линейкой ударили по куску говядины. И без того отвратительное плоское лицо Пайна оказалось совершенно изуродованным. В его маленьких свинячьих глазках засветился настоящий страх. Боб наклонился и вытащил у него из кобуры укороченный “Ремингтон 1100”, потом достал из магазина шесть красных патронов и бросил их в пыль. Ненужную винтовку он зашвырнул далеко назад.

– Мой пес не любит вас, мистер Пайн, и я – тоже. Мне не нравятся люди, которые таскают с собой семизарядный ремингтон с отпиленным стволом, к тому же заряженный двойными патронами 12-го калибра, потому что такие люди, если стреляют, то всегда попадают в цель. – Боб резко повернулся к Хатчеру и увидел застывшее на лице этого человека удивление. Тот был шокирован неожиданной грубостью и жестокостью Боба.

– Вы еще здесь? Бегом! Со скоростью кенгуру! Живо за своим уродом-полковником! И ведите его сюда, или я поджарю вашему старине Пайну задницу еще до того, как сядет солнце!

Боб стоял и смотрел вслед убегавшему Хатчеру.

Майра умерла во вторник в 11.43. Ему позвонили из госпиталя прямо в Управление. Это был доктор Хилтон. Ник просто сказал:

– Да, хорошо, я сейчас буду.

– Ник, она была без сознания. Ты ничего не мог сделать, поэтому не вини себя ни в чем.

– Да, но я должен быть там.

Как сообщили врачи, ухудшение произошло, скорее всего, где-то в конце недели. Она потеряла сознание и так и не вышла из коматозного состояния в течение этих десяти дней. В принципе, это не было неожиданностью, но когда в вашей жизни случается нечто подобное, то наступает такое огромное душевное опустошение, которое невозможно себе представить, если вы не пережили этого сами. Ник был оглушен тяжестью свалившегося на него горя и, сидя здесь, в Управлении, как бы издалека слышал доносящиеся до него бестолковые разговоры о повседневной жизни. Он вспомнил, что в последние дни, когда Майра еще была в сознании, она сама говорила ему, чтобы он крепился и был готов к тому, что ее дни уже сочтены.