Лев Константинов - Удар мечом (с иллюстрациями)

Малеванный вновь и вновь листал документы «дела». Роман Чуприна оказался его ровесником. И Малеванному стукнуло двадцать четыре года, и Чуприне столько же. Но как отличалась их жизнь! Хотя и одногодки и выросли оба на одной земле — украинской. В четырнадцать лет Малеванный вступил в комсомол. До войны учился в средней школе, ходил в походы, ездил в пионерские лагеря, завидовал добровольцам, сражавшимся в Испании, учился ненавидеть фашистов и мечтал стать летчиком. Началась война — его направили в военное училище. А дальше потянулись фронтовые дороги — длинные и трудные, бои на Днепре и под Харьковом. Война пощадила молодого лейтенанта, оставила в живых. В сорок четвертом был ранен, после госпиталя получил предписание явиться в распоряжение одного из областных управлений МГБ недавно освобожденной Западной Украины. Оперативная работа — бесконечные тревоги, бессонные ночи, опасность, как и на фронте, всегда рядом, постоянная спутница, к которой настолько привыкли, что и не замечают. Отец погиб на фронте. Где-то под Киевом живет мать. Она надеется, что сейчас, когда окончилась война, ее сын станет учителем — в их семье все были учителями. А война для Малеванного продолжалась — надо было ликвидировать националистические банды. И снова внезапные тревоги, злые ночи, багровые от пламени пожаров…

Малеванный подумал, что хорошо было бы встретиться с Чуприной.

Роман Савчук попал к Рену в 1943-м. Рен был тогда молодым, уверенно и властно ходил по земле, легко вскакивал в седло. Носил сотник польский китель с накладными карманами, щегольские галифе, мазепинку с трезубом. В том селе, где валялся в горячке Роман, сотник равнодушно распорядился жизнью десятка людей, родственников партизан и коммунистов. Кого тут же пристрелили, кого бросили в колодец.

Из одной хаты выволокли Романа, он только начал подниматься после болезни. Привели к Рену. Проводник посмотрел на подростка, раскатисто захохотал. Жалким был вид у хлопца: остро выступили скулы, глубоко провалились лихорадочные колючие глаза — скрутила хвороба.

— Вот партизанского выкормыша поймали, — гордо доложил сотнику «стрілець».

Роману трудно было стоять, и он оперся спиной о тын. Услышал, что сказал бандеровец, похолодели ноги, подумал, что приходит конец.

— Я с партизанами не знаюсь, — обратился он к сотнику. — Як на то, давно уже вас шукаю. Вышкол [22] Вышкол — выучка, обучение. маю, — добавил с некоторой гордостью.

— Цуценя дыке [23] Цуценя дыке — дикий щенок. , — без злости сказал Рен, — откуда такой?

Роман изложил историю своих скитаний. Рен выслушал, поверил хлопцу, приказал «боевикам»:

— Возьмем этого шмаркатого швайкала [24] Шмаркатый швайкал — сопливый босяк. с собой. Подкормим, и нехай воюе. Чтоб не говорили, что мы только убиваем, — ткнул в сторону дымившихся пепелищ. — Для тех, кто не забыл святые заветы предков, моя сотня как родная семья…

Роману не улыбалось бродить с бандеровцами по лесам, но вовремя понял: будет перечить — отправится на свидание с теми самыми предками. И потому сказал благодарно:

— Бардзо дякую, батько.

Кто-то из приближенных заметил одобрительно:

— Добре надумал, друже проводник. Воспитаем из щенка пса. Ничего, что сейчас мыршавый да облезлый. Были бы кости, мясо нарастет.

И закрутились чертовым колесом дни: рейды, налеты, бункера, лесные дороги.

Как-никак, а Роман почти закончил гимназию. Это сразу выделило его среди «боевиков», полуграмотных хлопцев, часто уголовников, прошедших другую учебу — тюрем, больших дорог., отрядов «вспомогательной полиции».

Он начал писать стихи. О черноглазых красавицах, вишнях в цвету и о том, какие бывают золотые закаты. «Боевики» заметили, что Роман много пишет, вместо того чтобы, как добрые люди, в свободные минуты самогонку пить. Тетрадку с виршами принесли Рену — не к лицу «борцу за национальную идею» заниматься дурницами, и батько прикажет плетью вразумить стихоплета.

Но Рен полистал обшарпанные листочки и велел доставить к нему лично «того хлопца, как его там…».

— Чуприну, — подсказали услужливо.

— Ага. Добряче призвыще — Чуприна. Помню, был патлатым да нечесаным.

Роман за год вымахал в здоровенного парубка. Рен встретил его дружелюбно.

— Добре пишешь, — сказал. — Читал. Нужны нам грамотные люди, такие, чтоб могли наши идеи простым селянам объяснять. Будешь при мне по пропагандистской части. И писать станешь не про тен-дитных красоток — про боротьбу нашу, про потоки крови, которыми орошаем цветы нашей свободы.