Лев Константинов - Схватка с ненавистью (с иллюстрациями)

— Стой! Руки за спину!

Окрик раздался так внезапно, что Боркун не успел ничего предпринять — перед ним стоял какой-то тип и стволом пистолета показывал, что именно требуется сделать. Еще двое торчали рядом. «Кто? — лихорадочно соображал Боркун. — Хорошо, если просто грабители…»

— Кругом! — скомандовали ему.

Боркун, не сопротивляясь, повернулся.

— Послушайте, — стараясь говорить спокойно, сказал он. — Если вам нужны деньги…

— Молчать!

Эсбековец уловил в отрывистом тоне, которым произносились команды, иностранный акцент. Немецкие слова звучали не жестко и твердо, как обычно, а немного нараспев. Так мог произносить их славянин.

Его обыскали быстро и умело. Извлекли из кармана плаща пистолет. Не удивились — в эту лихую пору многие ходили с оружием. Бумажник Боркуна перекочевал в карман одного из налетчиков. «Счастье еще, что я не делал никаких записей», — промелькнула мысль. Правда, в блокноте есть кое-какие имена и клички, но они зашифрованы, уголовникам их не понять. «Только бы не прикончили, — молитвенно думал Боркун, — только бы отпустили живым». Много раз отправлявший людей на смерть, убивавший и сам, он не представлял, что это так страшно — ожидать пулю. В ту же секунду он почувствовал тупую боль в затылке и свалился ничком под стену, в которую упирался руками. Он уже не слышал, как налетчики неторопливо ушли, даже не прячась в тень от света фонарей, — кто посмеет их остановить на ночной улице?

Очнувшись, Боркун убедился, что у него даже карманы вывернули. В затылок будто иголок насовали, попробовал сделать шаг и застонал — боль была невыносимой. Тронул затылок ладонью — волосы слиплись. Но больше боли тревожило, что налетчики не сняли с него плащ, добротный пиджак. Так грабители не поступают…

— Вам знаком этот человек?

— Вам знакома эта женщина?

— Что вы знаете об этом человеке?

— Где вы встречались с этой женщиной?

Злата поняла, что наступает конец игре. Бессмысленное, нервное запирательство на допросах ни к чему не привело. Может, только ненадолго удалось оттянуть время. Следователь часами выслушивал ее рассказы о жизни в отцовском доме, о замужестве, службе у гитлеровцев, о казни мужа. Иногда он уточнял детали, переспрашивал, требовал точно назвать даты.

Злату удивляла и пугала его дотошность — такие не остановятся до тех пор, пока не вывернут, выпотрошат и душу, и то, что за душой. Было такое ощущение, что идет она по тонкому льду: еще несколько шагов — и лед треснет, вздыбится, и не выбраться ей из черного омута.

Такого отчаяния, как сейчас, она еще никогда не испытывала.

Изредка на допросах присутствовал пожилой, седоватый человек, к которому следователь обращался почтительно: «Товарищ полковник». Полковник обычно молчал, только смотрел на Злату взглядом, под которым она ежилась, сжималась, заикалась.

— Следовательно, рояль из Дома культуры к вам привез начальник полиции? Вы его хорошо знали?

— Он много раз бывал в нашем доме.

— Прекрасно. Давайте уточним еще одно обстоятельство: кроме вас, в учреждении, где вы работали у фашистов, были другие переводчики?

— Была переводчица. Я это уже говорила.

— Спокойнее, Божко. Вы что-то могли забыть, перепутать. Прошло ведь несколько лет…

— Я все прекрасно помню.

— Вот и хорошо. Как фамилия вашей бывшей коллеги?

— Галина Супруненко.

— Вы бы ее узнали, если бы встретились случайно?

— Конечно, но мне известно, что она погибла во время наступления Красной Армии на Львов.

Так ей сказал Степан Мудрый.

Полковник часто курил, и однажды Ганна не выдержала, попросила:

— Дайте сигарету.

— Курю папиросы. Пожалуйста, — протянул он ей открытую пачку «Казбека».

Ганна мельком взглянула на всадника в бурке, скачущего по бело-синим горам, и потянулась к зажигалке.

— Неужели ваши инструкторы не показали, как у нас курят папиросы? — удивился полковник. — Смотрите…

Он извлек папиросу, постучал мундштуком по крышке, чтобы вылетели табачные крошки, примял табак пальцами, сжал мундштук лопаточкой.

Следователь смеялся одними глазами.

— Я не привыкла к папиросам. Курю всегда сигареты, — защищалась Ганна.

— Наконец-то вы сказали правду, — отметил иронически следователь.

— Вы мне не верите? — не сдавалась Ганна.

— Нет.

Она видела, что они действительно не верят ни единому ее слову.

Полковник невозмутимо курил, и у Ганны появлялось ощущение, что ответы его не интересуют — он ее изучает по каким-то своим, одному ему известным параметрам.