Леонид Могилев - Хранители порта

Любимцев у города было несколько, но Сема был отмечен печатью самой большой и устойчивой привязанности жителей. И когда он, выразительно ссутулившись, шел по центральной улице, а ветер с моря отбрасывал с его высоко-трагического лба ликующую прядь, встречные невольно замирали от противоречивых чувств.

Семе, конечно, хотелось материальных благ, но моральная сторона дела его несколько смущала. Например, черноголовые сироты. «Эх, безотцовщина, — в сердцах восклицал он порой, — посмотреть бы в глаза этим людям». С другой стороны, если связь с Зинулей в ее нынешнем виде Сему даже как-то возвышала, то в узаконенном виде она его возвышать не могла. Но как-то так вышло, что соискательница титула уже купила кольца. И вот Сема сидел в алькове, то есть в комнате грез и сновидений, и вел переговоры с Зинулей.

— Давай, Зинаида, поговорим серьезно. Расслабившаяся от предчувствия триумфа, Зинаида отправила деток прогуляться по вечернему микрорайону. Сема присел на краешек нового, мягкого и необычайно податливого стула, складываясь в магическую фигуру ожидания, в знак надежды. Подружка же его повела свои обычные речи про теплицы, авто, кофейные банки и будущее, и так далее и тому подобное. Сема все реплики встречал одобрительным молчанием.

— Только искусство не троньте, пожалуйста, — вставил он как-то между делом, — музыка трущоб мне милее пошлых обывательских рулад.

Зинаида зарделась. Она всегда краснела, когда слышала что-нибудь умное и значительное.

— Душно что-то здесь, — добавил жених немного погодя.

— Я открою окно, — проворковала Зинаида, и опять же покраснела, как невеста, что на сей раз было и вовсе удивительным.

— Ну, пусть повеет воздухом жизни, — продолжал Сема, открывая другое окно.

— Семочка, — прижалась почти счастливая хозяйка дома к строгому избраннику, — я купила кольца.

— Кольца, — спросил Сема вкрадчиво, будто только что узнал про это, — где кольца? Покажи мне их. Где они?

И Зинаида вынула два великолепных обручальных кольца из секретера. Сема держал их на ладони. Неверный и зыбкий свет этого мига отражался в насмешливом золоте.

— Окольцевать хочешь? Купить?! — И он швырнул красивые безделицы в окно, которое открыл только что сам, в окно, через которое проникал ветер свободы и приносил с собой звуки вольного города. Но бросил он их не просто так, а хорошо рассчитанным движением, чтобы Антиквар, прижавшийся к стене и затаившийся до времени «Ч», смог проследить их феерический полет, тихонько отлепиться от стены и в тот короткий миг, когда Зинаида птицей метнулась через лестничную клетку на улицу, подобрать. А надо было метнуться ей, оставляя ложные приличия и условности, через окно.

А Сема вышел вон из комнаты, так и не ставшей его пристанищем на тяжком пути художника. Но все в наших силах. Не правда ли? Он гордо держал голову, впрочем, пока не свернул за угол, а там побежал. Зарокотал мотор, и друзья понеслись с потушенными фарами по микрорайону. А потом, когда друг «сдавал» кольца жадным до металла людям, Зинаида продолжала все искать в траве, при помощи неверного света фонарика, свое несбывшееся. И когда поезд мчал Сему в город на Днепре, он не раскаивался. Только пробормотал отчетливо, засыпая: «Безотцовщина».

— Колоссально. Это надо ставить. Ты, Анджелика, будешь Зинкой.

— Нет, нет, это невозможно. Зинаида была совсем не такая. Приземистая такая, основательная, — перечу я актеру.

— А перевоплощение? Знаете, как она перевоплощается?

— Слушайте, давайте на ты?

— Да как-то неудобно. Вы же живая легенда, боевой офицер, герой борьбы с лесными братьями.

— А это что еще за братья? — Не заметили мы, как старшая сестра и лечащий врач выходят на боевые позиции и, откуда ни возьмись, появляются в палате. — Пьете тут?

Настоящим мастером был этот актерище. Бутылка в одну сторону, сам он в другую, и криминальный сосуд в сотую долю секунды тает в воздухе, и только праздничный румянец может помочь опознанию. Не заставят же дышать? И не заставили.

— Душновато тут. Окно приоткройте, а вы, капитан, укутайтесь, а то простуда, воспаление, не дай Бог.

— Укутаем мы его, укутаем, — заворковали молодые актрисы, — яблочко вот возьмите, товарищ главный хирург.

— Яблочко возьму и вот петрушечки. Где покупали? На Кузнецком?

— На Ситном.

— Ах, Ситный, Сытный. Ну ладно. Не нарушайте тут. И кстати, нельзя ли концерт, для неходячих?

— Отчего же? Запросто.

— А для персонала слабо?