Кирилл Казанцев: Волчья свадьба

– Скажите, Алина, а кем был отец для вас? Просто отцом или главным наставником, образцом человека, который смог найти свое место в жизни?

– Разумеется, и наставником, и образцом… – чему-то чуть заметно улыбнувшись, согласилась та.

…Лет семнадцать назад в окрестностях Залесска частенько можно было видеть новенькую зеленую «Ниву», за рулем которой лихо восседала худенькая девочка. Уверенно крутя баранку, юная амазонка ухарски выписывала виражи под одобрительные комментарии своего отца. Тот сидел рядом и лишь иногда помогал вырулить в тех местах, где силенок девочке явно не хватало. Они ездили по дорогам и бездорожью, полевым проселкам и топким низинам, через лесные чащобы и по косогорам.

Но гонка, в том числе и по пересеченной местности, в тех поездках была не главной целью. «Гоночный экстрим» являлся своего рода «разогревом». Накатавшись до ряби в глазах, папа с дочкой останавливались где-нибудь в безлюдном месте. Отец с таинственным видом доставал откуда-то из-под сиденья многозарядный спортивный пистолет, и Алина под его руководством начинала стрелять по развешанным на деревьях листам бумаги с нарисованными на них черными кружочками. Сначала это у нее получалось очень плохо. Пистолет, хоть и был малокалиберным, в ее руке дергался и подпрыгивал, из-за чего пули улетали невесть куда. Отец смеялся и говорил, что они «пошли за молоком».

Но со временем Алина научилась твердо и уверенно держать оружие своими тоненькими пальчиками и посылать пули точно в цель. Ей безумно нравилось это занятие. Да и кому не понравится стрелять из настоящего пистолета настоящими пулями? Когда ее пальчик легким, едва приметным движением нажимал на спусковой крючок, пистолет послушно, беспрекословно исполнял ее волю, издавая громкий резкий хлопок. В такие моменты Алину переполняло ощущение собственного могущества.

Но однажды они остановились не там, где обычно, а невдалеке от железной дороги. В низине, поросшей бурьяном и кустарником, усилиями каких-то нерях образовалась стихийная свалка, привлекающая к себе бродячих собак и кошек. Выйдя из машины, отец подозвал к себе Алину и, дав ей пистолет, указал на лохматую дворнягу неопределенной масти, которая рылась в куче мусора шагах в тридцати от них.

– Аля, сегодня ты выстрелишь вон в ту мишень, – сказал он и ткнул стволом пистолета в сторону собаки.

Алина была ошеломлена. Она недоуменно посмотрела на отца широко раскрытыми глазами.

– Папа, ты, наверное, шутишь? – с надеждой в голосе спросила она. – Она же живая…

– А по-твоему, охотники стреляют по картинкам и манекенам? – насмешливо спросил отец. – Они стреляют по живым зверям и птицам. Вон и лосей стреляют, и медведей… Что в сравнении с ними эта облезлая шавка?

– Давай лучше сегодня последний раз я постреляю по мишеням, а завтра в собаку? – решила схитрить девочка.

Но ее наивную хитрость он проигнорировал и, дав в руку пистолет, жестко приказал:

– Целься и стреляй! Ну!

– Я не могу… – дрожащими губами прошептала Алина.

– Если ты сейчас не выстрелишь и не убьешь, то я тебя оставлю здесь. Поняла?

По его тону девочка поняла – отец не шутит. Таким, жестким и безжалостным, Алина видела его впервые. Одна лишь мысль о том, что она рискует остаться совершенно одна где-то далеко от дома, в глухом месте, привела ее в ужас. С замиранием сердца Алина подняла пистолет и навела мушку на ничего не подозревающую собачонку, деловито роющуюся в мусоре.

– Куда стрелять? – шепотом спросила она. – В какое место?

– Сразу за лопаткой, немного выше грудины. Там сердце, чтобы не мучилась, – уже одобрительно пояснил отец.

Едва сдерживая себя, чтобы не разрыдаться, Алина тщательно прицелилась и непослушным пальчиком нажала на крючок. Эхо трескучего выстрела раскатилось по лощине, вспугнув с деревьев переполошенных ворон. Дико взвизгнув, собака упала на землю и забилась в конвульсиях, оглашая свалку жалобным, молящим скулежом и воем. Алину охватила сильнейшая нервная дрожь, по телу пробежал холод. Она никогда не думала, что так страшно и неприятно первый раз убивать живое существо, мягкое и теплое, не причинившее тебе никакого зла.

– Тьфу ты!.. – недовольно плюнул отец. – Грязно сработала. Иди, добивай. Теперь стреляй в голову.

Ощущая головокружение, Алина приблизилась к собаке и, съежившись от ее визга, в котором звучал безграничный ужас и предсмертная тоска, вновь прицелилась и выстрелила в голову животного. В последний раз дернувшись, дворняга вытянулась и затихла. Из ее оскаленного рта потянулась струйка крови, а глаза остекленели и замерли, глядя в никуда.