Кирилл Казанцев - Волчья свадьба

В этот момент с небольшой эстрады, где расположился квартет с электрогитарами и синтезатором, раздались бойкие танцевальные аккорды. Неожиданно кто-то сзади дотронулся до плеча Бориса. Он оглянулся. Перед ним, покачиваясь, стоял какой-то гражданин неопределенного возраста. Скорее всего, хронический завсегдатай кафе.

– Па-а-ссвольте пригласить вашу… ик! Даму… – с трудом ворочая языком, выдавил выпивоха.

– Она не танцует, – спокойно уведомил Петрухин.

Но тот, судя по всему, к подобным отказам не привык.

– А ты чё, деловой, что ль? – подбоченясь, спросил выпивоха вызывающим тоном.

– А не пошел бы ты в известном направлении? – поднявшись со стула, Борис в упор посмотрел на нахала, как видно, подзабывшего о чувстве меры.

Тот, своевременно оценив физическую форму оппонента и, видимо, поняв, что счет может быть не в его пользу, пробормотал что-то наподобие: «Мы еще посмотрим!», после чего быстро скрылся за спинами танцующих. Сев на место, Борис взял свой бокал и выжидающе посмотрел на Майю. Ослепительно улыбаясь, она тоже подняла бокал и с нескрываемым восхищением резюмировала:

– Как хорошо быть в компании с таким сильным, смелым мужчиной! С вами мне ничего не страшно. Даже уходить отсюда не хочется… Вы ведь никуда не спешите?

Петрухин неопределенно пожал плечами. Как раз именно в этот момент он собирался сказать ей о том, что пора бы и «на взлет». Но, не найдя нужных слов, только и смог лаконично уведомить:

– Ну, этот, наверное, последний – без тоста.

Поставив бокал, он смотрел, как Майя не спеша пьет из своего, поглядывая в его сторону из-под длинных ресниц. «Ладно, – решил он, – задам ей еще пару вопросов и буду подводить к тому, что «продолжения банкета» не будет. Время-то уже одиннадцатый час! Все, пора домой, а то со своей опять поцапаемся…» Подобное случалось уже не раз после подобных ресторанных «операций», когда Борис возвращался домой навеселе позднее позднего, а то и вовсе утром. Выслушивая упреки Ирины, ему стоило немалого труда убедить ее в том, что ничего «эдакого» минувшим вечером не происходило и даже не намечалось.

Решив спросить Майю о том, что ей известно о гибели жены Хухминского, он вдруг почувствовал, что с ним происходит что-то непонятное. Ощущение было таким, как если бы он пил не вино, а коньяк, да еще на пустой желудок. В глазах все поплыло куда-то вбок, ноги ослабли и отказались слушаться, даже язык не повиновался. Петрухин понимал, что надо немедленно взять себя в руки и стряхнуть навалившуюся странную одурь, но у него уже не было ни сил, ни желания…

…В какой-то миг, вновь придя в себя, Борис внезапно понял, что находится вовсе не в кафе. Кругом была темнота, он лежал на чем-то мягком, а рядом с ним, положив ему голову на грудь, лежал кто-то еще. Длинные пряди пышных волос разметались по его груди и щекотливо касались лица. Следующим ощущением было то, что он раздет донага, так же, как и лежащая рядом с ним женщина. На какое-то мгновение в душе шевельнулась надежда, что он каким-то непонятным образом попал домой и это не кто-то, а его любимая, законная жена Ирина. Но тут же понял – обманывать себя не стоит. Он не дома. А где же тогда?..

И тут до него дошло: он дома у Майи. И наверняка эта странная отключка его сознания произошла не потому, что на него слишком сильно подействовало вино. Скорее всего, она ему что-то подсыпала. Но для чего? Почему они совершенно неглиже лежат в ее постели?.. Почему?.. Господи, какой же дурак он был! Сто из ста можно ставить на то, что, пока он находился в беспамятстве, кто-то их заснял на фото или видео, чтобы потом иметь возможность шантажировать. Недаром ведь она с таким чуть ли не ликованием согласилась на эти посиделки в кафе. Как же он сразу ничего не заподозрил?! И где была его хваленая интуиция? Ведь можно было предварительно выпить хоть какого-нибудь простейшего карболена. А он? Расслабился, разлимонился, поддался на женское обаяние и не заметил расставленной ловушки.

«Мать твою так! – Борис едва не заскрежетал зубами от нахлынувшей досады. – Вот это подстава! Когда же я так лопухнулся? Стоп! Она подсыпала мне какую-то хрень, когда я повернулся к тому пьяному охломону. А не специально ли он подошел? Точно! Это все было подстроено, чтобы отвлечь мое внимание. Что же теперь делать? Одеваться и сваливать! Больше ничего не остается… Как быть с ней? А никак. За это, конечно, убить мало. Но ведь не убьешь же! А упрекать – и глупо, и смешно…»