Александр Бушков - Танец Бешеной

– Ничего странного, – сказала Даша (с Воловиковым это было заранее обговорено, и расхождений в показаниях она не боялась). – От нашего информатора, работника гостиницы, мы получили сообщение, что возле номера француза отирается человек весьма подозрительного вида. Поскольку французский писатель – мужик чуточку не от мира сего, мы не на шутку встревожились и моментально поехали туда группой… И сигнал, кстати, оказался нисколько не ложным. А что там с этим субъектом?

– Пришлось освободить, – нехотя бросил прокурор. – Нет никаких оснований…

– Неужели вы не понимаете…

– Допустим, понимаю. А доказательства? – Евстратов досадливо поморщился. – Все мы всё понимаем, но если нет доказательств… Очень напоминает наш случай, кстати. Значит, вы решительно не представляете, где может находиться Флиссак?

– Не представляю, – сказала Даша.

– Куда вы поехали от гостиницы?

– В больницу к отцу.

Они переглянулись. Должно быть, не было возможности уличить ее во лжи – время примерно совпадало, она все проделала быстро…

– Что это за история с микрофонами, установленными французом в вашем кабинете?

– Впервые слышу, – сказала Даша.

– Вы это официально заявляете?

– Да, – сказала Даша. Она могла себе это позволить – микрофон давно уже покоился в мусоре, свидетелей нет.

– Странно…

– А кто вам рассказал эту байку о микрофонах?

Оба молчали. Видимо, ухватили лишь кончик ниточки и не смогли размотать. Не исключено, что Толик постукивал и им – по сценарию Агеева, понятно. Но ведь нет осязаемых улик…

– В чем все-таки подозревают француза? – спросила Даша.

– Вопросы здесь задаем мы, Дарья Андреевна…

Неужели посадят в предвариловку! А на каком основании, позвольте спросить? Нет, не решатся. Но положение – хуже некуда…

– Какие же ко мне еще будут вопросы?

– Я поражаюсь вашей самоуверенности… – сказал Евстратов. – Любопытно было бы знать мнение вашего же коллеги…

Ивакин, сжав губы в ниточку, произнес многообещающе:

– Выводы мы сделаем…

– Давайте поговорим спокойно, – сказал Евстратов. – Мы все – взрослые люди, профессионалы. И когда вы, капитан, начинаете держаться, как неразумная первоклассница, впечатление складывается не в вашу пользу. У вас нет не только оправданий – ничего, мало-мальски отдаленно напоминающего оправдания. А это, как бы мы ни пытались согласно презумпции невиновности толковать сомнения в вашу пользу, поневоле нас заставляет насторожиться… Не считайте меня врагом, – сказал он уже вполне добродушным тоном. – Я готов, например, отмести те бумаги, где подследственные обвиняют вас черт-те в чем… Это и в самом деле напоминает сведение счетов. – Он театрально развел руками. – Но вот с остальным, что прикажете делать? Если вас оклеветали, если против вас идет целенаправленная интрига, это следствие каких-то ваших действий, мешающих чьим-то преступным интересам. Вот и назовите нам, хотя бы приблизительно, людей и ситуации, очертите интересы, которые вы помешали реализовать. Оправдывайтесь, как пристало оперативнику. Вы меня понимаете?

– Понимаю, – сказала Даша.

– Что, по-вашему, осталось за пределами следствия?

Даша молчала.

– Кого вы подозреваете конкретно и в чем?

Она молчала.

– Ну, знаете… – нехорошо нахмурился Евстратов. – Я требую в таком случае ясного и конкретного ответа: здесь присутствующие входят в число злокозненных заговорщиков, плетущих против вас интриги и фальсифицирующих направленные против вас обвинения? Да? Нет?

– Нет, – сказала Даша, глядя в стол.

– Тогда, чем же объяснить ваше молчание?

– У меня нет четких доказательств, – сказала Даша.

– А вам не кажется, что эту фразу можно произнести и по-другому: «У меня одни домыслы»? Молчите?

Даша молчала. Все, что у нее было, добыто с нарушением законов, а следовательно, Агеев чист, как младенец.

– Мне кажется, не следует делать козлом отпущения одного капитана Шевчук, – негромко сказал Чегодаев. – Лично у меня создалось впечатление, что городской уголовный розыск ведет какую-то непонятную игру, и в этой ситуации не стоило бы наваливаться на стрелочника…

– Во-первых, козлов отпущения здесь никто не фабрикует, – ответил Евстратов. – Во-вторых, на капитане и без того хватает грязи… Вы понимаете свое положение, Дарья Андреевна? Да, против вас нет прямых доказательств. Но у вас нет и убедительных аргументов. На вас слишком много грязи. Ее количество перешло некую критическую массу, если можно так выразиться…