Андрей Негривода - Разведывательно-диверсионная группа. «Брат»

Каха улучил момент, и попросту наступил на вооружённую руку уголовника, а потом нагнулся, и взялся за рукоятку ножа, торчавшего из ноги:

— В-ва-а-а-а-у-у-у! — Взвыл уголовник. — Ты чё делаешь, падла?!! Убью, на хрен!!! Дай мне врача!!!

— Ага! Хорошо… Потом убьёшь… Если сможешь… А врача… Так это пожалуйста! Сейчас ты поднимешься, и пойдёшь вместе со мной к своим придуркам дружбанам! И поможешь мне доставить вас сначала в милицию, а потом уж и к врачам…

— Я никуда не пойду, падла!!! Я ранен! Мне нужна помощь!

А Каха начинал чувствовать, что времени на уговоры уголовника у него нет — тот удар ножом, под который он подставился специально, видимо, не прошёл даром… В глазах юноши уже каруселью кружили маленькие цветные шарики, и лопались, превращаясь в маленький салют… Который в очень скором времени грозился перейти в мощный фейерверк, а потом и в полную черноту — Каха терял кровь, а значит и силы, а в раз так, то в скором времени мог потерять и сознание… Что было бы совсем не кстати ни для него самого, ни для спасённой от насильников девушки…

И он не стал терять времени на долгие размышления, как убедить «зэка» сделать так, как ему было нужно, а просто шевельнув кистью, сжимавшей нож:

— А-у-у-а-а-у-у-а-а-а-а! — Взревел уголовник. — Чё творишь, падла! На куски порежу!!! В-ва-а-у-у-у-а-а-а!!!

— Встать, гад! — Рявкнул юноша. — Или я тебе прямо сейчас всю твою жопу прямо до ушей разрежу! Встать!!!

Кряхтя, и безбожно матерясь, уголовник поднялся с травы, и медленно, сильно подволакивая раненную ногу, пошёл в сторону полянки, на которой всё и началось… А Каха «помогал» ему идти, «поддерживая» раненного за рукоятку ножа, торчащего у него в заднице…

Девушка так и продолжала сидеть на траве, сжавшись в комок…

— Слышь-ка, Лала-Лу… — Проговорил юноша устало. — Вот, возьми, и заверни в тряпку… Только рукоятки не касайся! Оставим на ней отпечатки этого «орла» для милиции, а то он ещё и отбрехаться сумеет…

Он протянул девушке нож, рукояткой вперёд, удерживая его за самый кончик довольно внушительного лезвия…

— Так тряпок же нет… — Пролепетала девушка едва слышно.

— А платье твоё что теперь? Не тряпка? — Усмехнулся Каха. — Давай-ка ты быстрее, Лала-Лу, у нас нет времени…

Каха с каждой секундой чувствовал, как теряет силы…

Девчонка вскочила на ноги так, словно из травы к ней в трусики, сохранившиеся буквально чудом, заползла целая орава муравьёв…

Она подобрала с земли рваный ситцевый «гороховый» лоскут, бывший некогда её модным платьицем, и бережно завернула в него нож… А потом замерла и посмотрела на Каху таким взглядом, каким, наверное смотрят на своего хозяина собаки на охоте, почуяв дичь, и только и ожидающие команды своего хозяина… Это был странный взгляд навсегда преданно существа, благодарного своему спасителю…

— И тот, второй подними… — Каха указал ей на нож, валявшийся рядом с уголовником, которому он угодил камнем точно в лоб. — Пригодится…

Девушка метнулась в сторону, схватила с травы оружие, и тоже завернула его в материю… А потом вернулась к Кахе с таким видом, как это сделала бы хорошо вышколенная охотничья борзая, принесшая добычу своему хозяину…

Девушка, наверное, если бы у неё был хвост, завиляла бы им в тот момент…

Каха устало посмотрел на ней, сквозь радужные круги, которые уже плыли хороводом в его глазах, и тихо проговорил:

— Там ещё мой пиджак лежит, Лала-Лу…

Через секунду девушка опять стояла рядом с юношей, протягивая тёмно-серый пиджак…

Она подрагивала всем телом, то ли от пережитого страха, то ли от холода, и Каха проговорил устало:

— Надевай… А то ты своим видом не только этих придурков возбуждаешь, но и местных комаров…

Девушка зарделась, и тут же натянула на себя Кахин пиджак, застегнув его на все имеющиеся пуговицы…

И, о чудо!..

Из основательно потрёпанной, перепуганной, и едва не изнасилованной уголовниками девчонки, в одну секунду превратилась в очень сексуальную, девушку-модницу собравшуюся на какой-нибудь светский раут!..

Пиджак Кахи пришёлся девушке как раз впору, и теперь…

Её пышная, высокая, красивой формы грудь была едва прикрыта глубоким «декольте» отворотов пиджака, а длинные, словно точёные из мрамора ноги были почти полностью открыты мужскому взгляду — всё-таки это был мужской пиджак, и теперь он только-только прикрывал крепкую округлую девичью попку…

В общем… Что и говорить?! Сейчас это была сплошная, откровенная «провокация»… И пройдись она среди бела дня в таком виде по Тбилиси, то наверняка, у всего сексуально озабоченного по весне мужепоголовия города реакция на неё была бы одинаковой — зашевелилось бы не только то, чему от природы положено шевелиться в штанах у мужчины при виде такой девушки, но, наверняка, встали бы торчком и все фамильные кинжалы…