Альберт Байкалов - Недосягаемые

Антон потрогал здоровой рукой плечо. Куртка была мокрой от крови. Было непонятно, куда и как попала пуля.

Они направились вдоль дома. Один подъезд был открыт. Вандал заскочил в двери, Антон проследовал за ним.

– Раздевайся. – С этими словами Вандал сбросил с себя ветровку, оставшись в одном свитере.

– Легко сказать, – Антон стал стягивать рукав.

– Сейчас, – Вандал зашел со спины и помог стянуть куртку.

Вскоре они вернулись на улицу. На остановке как раз затормозило маршрутное такси. Вандал лишь глянул на перечень улиц, по которым оно шло, и втиснулся в салон. С трудом скрывая боль, Антон забрался следом. Они проехали с десяток остановок и вышли. Тут же, пока Антон ждал на улице, в магазине «Одежда» Вандал купил две новые куртки. После этого они снова вошли в ближайший двор, где переоделись.

– Куда теперь? – засовывая здоровой рукой ветровку Вандала в мусорный контейнер, спросил Антон.

– Есть одно место, – задумчиво глядя на Антона, проговорил Вандал. – Только нам ведь еще и врач нужен.

– Это смотря как попали, – не согласился с ним Антон. – Может, сами справимся.

– Ты мне начинаешь все больше нравиться, – Вандал улыбнулся.

– Я не девочка, чтобы нравиться, – жестко ответил Антон. – Пошли.

Слон отсчитал и протянул деньги таксисту.

– Держи, как договаривались.

Мужчина кивнул, не считая, сунул купюры в карман.

– Счастливо.

Слон толкнул дверцу и вышел из машины. Едва такси отъехало, его вдруг охватило волнение. Он будто окаменел, потерял волю к жизни, испуганно ощущая, что пропадает даже призрачная возможность в случае чего бежать из этого города. Слон неожиданно подумал, что зря ослушался Вандала и поехал.

Он огляделся по сторонам. Люди спешили по своим делам. Ярко светило солнце. Радостно щебетали грязные воробьи. По дороге, разбрызгивая в разные стороны мутные потоки талой воды, проносились машины. Никто не обращал на него внимания. Вчера было девять дней со дня смерти матери. Он прекрасно понимал, что в родном городе его наверняка будут ждать. Поэтому в Москве он просто сходил в церковь, расположенную рядом с домом, где Вандал снял ему квартиру, и поставил свечку за упокой. Сегодня, однако, решил вернуться в Электросталь, тайно навестить кладбище и хоть одним глазком взглянуть на могилу.

Чем больше проходило времени с того страшного дня, тем Слону невыносимей становилось жить. Мысль о том, что он убил родную мать, была нестерпимо мучительной. Слон и в страшном сне не мог себе такого представить. Он не верил даже, что такие люди вообще существуют. Слон дважды уезжал за город, уходил в лес, падал на землю и просто кричал. Дико, как обезумевший зверь, до хрипоты, до полной потери голоса. Потом возвращался домой, запирался на все замки и напивался. Он бы давно пошел и сдался, но опасался подвести Вандала, который тогда точно пойдет как соучастник. Ведь друг не только скрыл сам факт убийства, но и помог после всего того кошмара затеряться в Москве. Взял на себя расходы по погребению, снял и оплатил для него квартиру. Тяжко Слону было и оттого, что лишил жизни Мельника. У этого парня осталась семья. Жена нигде не работала, двое детей… Как они теперь?

Слон пытался одолжить у него деньги, которые они откладывали на ремонт дома. Строение в частном секторе, больше похожее на сарай, досталось Мельнику от родителей. Пару раз Слон там был и не понимал, как люди могут жить в таких условиях. Никаких удобств. Крыша в нескольких местах протекала, одна из стен завалилась, полы прогнили. Сразу после случившегося у него прошла обида на дружка. Но что толку? Его теперь не вернешь.

За размышлениями, стараясь передвигаться только по тем улицам, где меньше всего была вероятность наткнуться на знакомых, он вышел к входу на кладбище. Справа от кирпичной арки две старушки торговали цветами. Он огляделся по сторонам и направился к ним.

– Почем гвоздики? – спросил он у невысокой женщины в вязаной шапочке с лицом, сморщенным, как моченое яблоко.

– По двадцатке, сынок.

Он сунул ей деньги, взял три штучки и направился к воротам. Потом вспомнил, что на могилу кладут нечетное число, и взял еще один цветок.

– Подай Христа ради! – раздался жалобный голосок.

Слон обернулся и едва не лишился рассудка. Перед ним в болоньевом плаще стояла с протянутой рукой мать.

– Мама? – едва ворочая языком, спросил Слон и тут же видение прошло. Это была совершенно другая женщина.

Словно в тумане он сунул руку в карман, вынул скомканные купюры и, не считая, всучил ей их в руки.