Владимир Вера - Леди GUN

Пока что такой перстень украшает безымянный палец правой руки только одного человека – чеченца Ахмедхана. Но даже Ахмедхан, которого в Казань забросила страшная судьба, не знал до конца намерений шейха Шарифа Акмуллы. Он дал клятву верности «тоба» уважаемому богослову. Чеченец любил его, но тоба, данная шейху, не могла сравниться с той клятвой, которую произнес Ахмедхан на кладбище своего родового тейпа в Ведено. Там были похоронены все его родные: отец, мать, пять братьев, дед и сестра…

Любимый цвет шейха – зеленый. Цвет рая. Именно такого цвета был камень в перстне, который учитель надел на палец Ахмедхана. Но даже сам шейх говорил, что пророк Мухаммед, благословит его Аллах и приветствует, предпочитал цвет белый.

На могилах своих близких Ахмедхан оставил белые льняные повязки – кусочки погребального савана. Они символизировали его веру в справедливое возмездие, которое сладостнее всего исполнить самому, если Аллах благословит и вручит ему меч праведной мести.

Цвет святой клятвы, данной мертвым и живым, обещания единственного оставшегося в живых… Пусть для неверных белый цвет – капитуляция. Для него же белые повязки – напоминание, свидетельство и знамя войны! Его родственники, чью жизнь оборвали русские, пока еще лежат в сырой земле неотомщенные. А значит, ему предначертана дорога огня и джихада!

Ему исполнилось восемнадцать, когда он потерял всю свою семью, но ему хватило духа не впасть в отчаяние и с бесстрашием растерзанной души надеть на себя пояс шахида. Так делали жены убитых боевиков, ходившие в одеждах благочестия. Они отправлялись в цитадель русских, в Москву, в своих хиджабах и взрывали неверных кафиров. Он не осуждал смертниц за невинные жертвы. Его мать и сестра уж точно ни в чем не повинны! Но он не стал спешить еще и потому, что решил – его месть должна быть равной тому горю, которое испытал он. Прятаться в «зеленке» от федералов и «муртадов» – отвернувшихся от веры? И это не выход. Так его месть может отложиться на неопределенное время. Ведь враги так сильны и многочисленны. Его могут убить, и кто тогда исполнит его священную клятву?

Сражаться с федеральными войсками выглядело для Ахмедхана слишком просто. Белые повязки на могилах его родных он поменял бы на зеленые только в том случае, если бы он убил тех, кто сидит в Кремле и посылает в их независимый Эмират дивизии русских солдат.

И он поставил точку в этой бесконечной, бессмысленной войне. Мишени его священной войны – его личного Газавата – были далеко от гор Кавказского хребта. Он отправился туда, в Россию, чтобы убить своих кровных врагов.

Его полевой командир Абу Хамзатов не стал удерживать парня, Ахмедхан нравился ему. Но Абу не хотел, чтобы парень сгинул в никуда. Он дал ему адрес своего друга Шарифа и помог перебраться в Дагестан.

И Ахмедхан пошел. Его путь был далек, но он добрался до Казани быстро. Шейх Акмулла приютил его, пообещал помощь в реализации его невыполнимых проектов. Но небезвозмездно. Ахмедхан, так же как Гафур, стал мюридом шейха.

Гафуру тоже понравился парень, и он предложил шейху принять его в одну из своих бригад. Шариф отказал, оставив Ахмедхана при себе. Насчет паренька у него имелись свои виды. Они касались создания карательных формирований, отличных от бригад уголовно-спортивной братвы. Этого Гафуру не дано было понять – так считал шейх.

В Гафуре шейх видел избалованного приятностями жизни босса мафии, но не борца за идею. Если б не опекунство шейха, Гафур превратился бы в обычного казанского бригадира и погряз бы в войне за какой-нибудь ликеро-водочный заводик или за гостиницу с одной из конкурирующих группировок. С какой-нибудь «Кинопленкой», «Жилкой» или «Севастопольскими». Бандитов в Казани хоть отбавляй. Словом, шейх считал сердце Гафура временно закрытым и пока неспособным воспринять учение. Ко всему прочему, Акмулла отличался патологической подозрительностью, он никому не верил. Возможно, истоки этой болезненной недоверчивости покоились в далеком прошлом. В 1942 году ищейки из НКВД арестовали по доносу его единственного родного брата – муллу одной из казанских мечетей. Брата обвинили в организации сепаратистского заговора и связях с германской разведкой и скоро сгноили в застенках сталинской охранки. Спустя много лет шейх узнал, кто состряпал донос на брата в НКВД. Этого человека вскоре не стало. Шариф уяснил для себя серьезный урок – друг семьи не означает член семьи.