Алистер Маклин - К югу от мыса Ява

— Да, я об этом слышал. — Впервые за весь вечер Ван Эффен улыбнулся. Но улыбка была неприятной, и Николсон впервые за вечер ощутил страх и непоколебимую уверенность в окончательном поражении. Ван Эффен забавлялся с ним, как кошка с мышкой, издевательски поощряя его, выжидая подходящий момент для броска. — Да, я действительно об этом весьма наслышан. Должно быть, это интереснейшее зрелище. Могу ли я рассчитывать на позволение присутствовать при этих… мм-м… развлечениях?

— Вы будете нашим почетным гостем, мой дорогой подполковник, — вкрадчиво пропел Ямата.

— Прекрасно, прекрасно. Как вы говорите, это, наверное, весьма поучительно. — Ван Эффен игриво посмотрел на Ямату и равнодушно махнул рукой в сторону пленников. — Думаете, полковник Кисеки… м-м… побеседует с ними со всеми? Даже с ранеными?

— Они убили его сына, — безжизненно проговорил Ямата.

— Совершенно верно. Они убили его сына. — Ван Эффен снова оглядел пленников, теперь уже мрачным холодным взглядом. — Но один из них покушался также и на мою жизнь. Полагаю, полковник Кисеки не пропустит никого из них, не так ли?

Ямата поднял брови:

— Я не совсем уверен, что…

— Один из них пытался меня убить, — хрипло сказал Ван Эффен. — И у меня есть личные счеты, которые нужно свести. Вы оказали бы мне большую услугу, капитан Ямата, если бы позволили сделать это немедленно.

Ямата оторвал взгляд от солдата, ссыпавшего алмазы обратно в распоротый саквояж, и погладил подбородок. Николсон почувствовал, как стучит в висках кровь и заставил себя дышать ровно. Он сомневался, что кто-либо еще, кроме него, знает, что происходит.

— Полагаю, вы имеете на это полное право, мы многим обязаны вам. Однако… — Внезапно сомнения и неуверенность покинули Ямату, и он улыбнулся. — Ну конечно же! Вы являетесь здесь старшим по званию офицером союзной державы, и любой ваш приказ…

— Благодарю вас, капитан Ямата, — перебил Ван Эффен. — Считайте, что приказ уже отдан. — Крутнувшись, он быстро проковылял в гущу пленников, нагнулся, собрал в кулак рубашку Гордона на груди и яростным рывком поставил его на ноги. — Сколько же я этого ждал, ты, ничтожная крыса! Иди-ка сюда. — Игнорируя жалкое сопротивление Гордона, с искаженным от страха лицом бессвязно бормотавшего о своей невиновности, он протащил его через всю комнату к пустому пространству в глубине дома совета, прямо напротив двери, и с силой толкнул к задней стене хижины. Распластавшись по ней почти в полный рост, Гордон протестующе поднял руку, каждой черточкой своего некрасивого лица выражая безрассудную панику.

Оставив протесты Гордона без внимания, Ван Эффен, волоча ногу, направился к японскому солдату у помоста старейшин, державшему в одной руке собственную винтовку, а в другой — автоматический карабин Фарнхольма. С небрежной уверенностью человека, не ожидающего ни вопросов, ни сопротивления, Ван Эффен решительно выхватил у солдата карабин, убедился что он полностью заряжен, перевел предохранитель в режим автоматической стрельбы и двинулся обратно к Гордону, по-прежнему лежавшему у стены, неестественно расширив глаза, издавая стоны и причитания, перемежавшиеся судорожными всхлипами. В глазах устремленных на Гордона и Ван Эффена, светился целый каскад эмоций, от жалости и гнева до предвкушения и полного непонимания. Лицо Николсона было лишено всякого выражения, равно как и Яматы, правда, непрерывно облизывавшего губы. Никто и не пытался заговорить или двинуться. Несмотря на готовящееся убийство, нечто, не поддававшееся объяснению, витавшее в наэлектризованной атмосфере хижины, пресекало любое возражение или вмешательство. Когда же вмешательство все же случилось, исходило оно снаружи, с кампонга.

Пронзительный крик по-японски заставил всех резко повернуть головы к двери, за ним последовал шум короткой жестокой схватки, душераздирающий вопль и отвратительный полый звук, похожий на треск раскалываемого гигантским топором арбуза. Недолгое зловещее затишье почти немедленно разорвалось ревом и напором огня и дыма, с невероятной скоростью охвативших дверной проем и большую часть передней стены беснующимся трескучим пламенем.

Капитан Ямата сделал два шага в направлении двери и, не успев прокричать приказ, умер с открытым ртом, когда пули из карабина Ван Эффена разворотили ему полгруди. Оглушительное стаккато заговорившего внутри хижины оружия перекрыло гул пожара. Следующими упали сержант на помосте и солдат рядом с ним. И тут же ярко-красный фонтан хлынул из середины лица Сайрена, — а низко согнувшийся над медленно поворачивавшимся стволом карабина Ван Эффен, нисколько не изменившийся в лице, все еще давил пальцем на спусковой крючок. Он пошатнулся, когда первая винтовочная пуля попала ему в плечо, споткнулся и упал на одно колено, когда вторая впилась ему в бок, и, вопреки всему, продолжал сохранять каменное выражение лица, лишь сильнее напрягся побелевший указательный палец. Эта картина занимала все внимание Николсона, прежде чем он заметил рядом солдата, наводившего автомат на человека у стены, и бросился ему в ноги. Они покатились по полу и вскоре Николсон обрушил приклад автомата на очертания головы под собою, и спустя долю секунды уже стоял на ногах, отбивая сверкнувшее лезвие штыка, а ногой нанося удар в незащищенный пах.