Так мы провели три часа и четырнадцать минут, а потом Мерфи сказала:
— Почему бы вам не расслабиться. Нам нужно поговорить с Пайком, а потом решим, что делать дальше.
— Конечно.
«Мистер Расслабленность. Это я».
Они оставили меня в кабинете командира смены. Двери запирать не стали. Мне даже разрешили выпить кофе или выйти в туалет, но попросили не покидать здание полиции. Чарли Бауман последовал за ними. В комнате детективов стало посвободнее: большинство репортеров и адвокатов уже ушли, бандитов развели по камерам, а кого-то отправили в комнаты для допросов. Приближалась полночь, из коридора доносился голос Джея Лено.
Минут через сорок вернулся Чарли Бауман, а с ним и все остальные. Чарли выглядел уставшим.
— Осталось еще много мелких деталей, но они решили не настаивать на обвинении. Они верят, что ты невиновен, — сообщил Чарли.
— А как насчет Ланкастера?
— Ланкастер — это мелочи по сравнению со всем остальным. Им нужно поговорить с Турманом. Они ждут его показаний, но если он подтвердит ваши слова, к вам с Пайком претензий не будет.
— Он это сделает.
— Тогда ты в порядке. Отправляйся домой и поспи.
От группы полицейских отделился Лу Пойтрас, подошел ко мне и протянул руку:
— Ты снова сумел выкрутиться, Гончий Пес.
— Лучше уж быть счастливым, чем хорошим, — кивнул я.
Он посмотрел на Джо Пайка, но ни один из них не протянул руку другому.
— Как поживаешь, Джо?
— Прекрасно. Спасибо. А ты?
— Не жалуюсь.
Некоторое время они смотрели друг на друга, а потом Лу откашлялся и отвернулся. Смущенно.
Джо Пайк и Лу Пойтрас ненавидели друг друга целых двенадцать лет. Сегодня они впервые обменялись дружелюбными фразами. Преступления сводят вместе самых разных людей.
Мы с Джо и Чарли Бауманом уже направлялись к выходу, когда из комнаты для допросов вышли Харольд Беллис и Аким Де Муэр. Сперва я думал, что Де Муэра собираются перевести в другое место, чтобы арестовать, но потом понял, что он спокойно идет себе к выходу. Де Муэр перехватил мой взгляд, сложил пальцы пистолетом, направил на меня и спустил курок. Он не улыбался. Когда они с Беллисом ушли, я удивленно посмотрел на Мерфи, Фаллона и важных городских шишек:
— Как могло такое случиться, что этого сукина сына отпустили?
— Мы не можем предъявить ему обвинение, — объяснила Мерфи. Она сжала зубы, рот превратился в тонкую линию.
Может быть, я чего-то не расслышал?
— Он убил Джеймса Эдварда Вашингтона. У вас имеются мои показания.
— Мы не можем ими воспользоваться, — заявил Фаллон, выглядевший таким же недовольным, как и Мерфи.
Я посмотрел на Пайка.
Неужели я окончательно утратил чувство реальности? По коридору прошли двое копов в форме. Они вели улыбающегося чернокожего паренька. Мерфи с каменным лицом проводила его глазами.
— Этот парнишка утверждает, что стрелял он, — угрюмо сказала она.
На вид парню было лет четырнадцать, не больше.
— Он этого не делал. Я там был. Я все видел. Де Муэр нажал на курок.
— Трое других парней заявили, что присутствовали на месте преступления и видели, как стрелял он. Они указали на него на опознании.
— Бросьте, Мерфи, — вмешался Пайк. — Де Муэр нашел мальчишку, готового поиграть в героя. Немного посидит, а потом выйдет героем.
Неожиданно лицо Мерфи смягчилось, и она стала вдруг похожа на женщину, которой ужасно хочется вернуться домой, снять туфли и пропустить пару бокалов шардоне.
— Вы это знаете. И я знаю. Но парень сказал, что стрелял он, и трое свидетелей это подтверждают. Мы не можем арестовать Де Муэра, Элвис. Закон не дает нам такого права. — Она не стала дожидаться нашего ответа и ушла вместе с Фаллоном.
Они шли так, словно вся тяжесть большого города давила им на плечи. Гринберг последовала за ними.
— Но ведь он убил Джеймса Эдварда Вашингтона! — Я просто не знал, что еще сказать.
— Иди-ка домой, Коул, — посоветовал Гарви. — Ты сделал свою работу, и сделал неплохо, но мы не можем прыгнуть выше головы.
Командир смены приказал вернуть мой автомобиль и наши личные вещи, оставшиеся в участке после первого ареста. Он мог бы приказать другому полицейскому, но решил все сделать сам, а тем самым значительно ускорить процесс. Таким образом, он выказывал свое уважение.
На часах было без семнадцати два, когда мы вышли из семьдесят седьмого участка, сели в мою машину и выехали на улицы города. Мы сразу же свернули на автостраду, ведущую на север, в Ланкастер. Машин было не много, и мы ехали быстро.
Читать дальше