Она держала в руках лист. Строчки ровные. Слова разборчивые. Буквы — эталон каллиграфии.
«Уважаемая Элла Леонидовна! Как коммунист, я обязан поставить вас в известность, что ваш муж на протяжении одиннадцати месяцев сожительствует… политорганы обязаны строго следить за морально-нравственным обликом офицеров… я заверяю, что предприму все усилия для сохранения вашей семьи… будет строго наказан… неусыпный контроль со стороны товарищей и партийной организации… в соответствии с требованиями нравственного кодекса и коммунистической морали…
Заместитель начальника политического отдела подполковник А. Куцый».
— Скажи, — произнесла Элла, медленно перегибая письмо пополам, а потом еще раз пополам. — Ведь этого не было? Не было, Валера? Ведь ничего не было, так ведь?
Ничего не было. Ничего. Ты права, Элла. Ты права, как твоя мама. Вы с ней засаживаете жизнь цветами и травами, чтобы головокружительный запах забил прогорклый запах дыма. Вы рассаживаете повсюду скрипачей и виолончелистов, чтобы они заглушили лязг гусениц. Была бы возможность — выстирали бы, выполоскали, выбелили бы хлоркой мозги.
— Во-первых, с сегодняшнего дня ты прекращаешь пить. Больше — ни капли. Все, хватит.
Элла рисует эскиз будущей жизни. Это одно сплошное солнце, облака и птицы.
— Во-вторых, ты увольняешься из армии. Артур Михайлович пообещал назначить тебя инструктором в обком комсомола. Ты не представляешь, какая нас ждет жизнь! У тебя будут служебная машина, спецпаек, квартира, путевки за границу, уважение, почет, власть… Тебе надо завтра же купить костюм и пойти на собеседование. Обязательно нацепи свой орден…
— Он не цепляется, Элла. Он привинчивается.
— Не придирайся к словам. Ты стал заносчивым. Не забывай, что пока ты там… пока ты там был, моя мама очень много для тебя сделала. А ты, между прочим, даже пустячного сувенира ей не привез. Ну ладно, забудем все обиды. Я не сержусь. И мама тоже. Мы тебя простили.
Строительство новой жизни идет бешеными темпами. Цветы вокруг распускаются прямо на глазах, со скрипом и скрежетом. Виолончелисты дрочат смычки до дыма.
— Еще надо распределить деньги, которые у тебя на книжке. Во-первых, заплатить маме за твое проживание здесь. Второе: купить шифоньер и стиральную машину — это пригодится в будущем, когда у нас появится бэби. Дальше: надо купить телевизор для маминого начальника, чтобы он отправил ее на переподготовку — тебе как афганцу в универмаге без очереди продадут…
Герасимов прислушался. Нет, уже почти не слышно, как кричит Ступин и скулит Курдюк… Сейчас все купим, родная. Сейчас весь мир купим!
Артур Михайлович распрощался. Он позволил теще поухаживать за собой и надеть на себя пиджак. В прихожей поцеловал ей ручку. Теща посетовала на то, что руки у женщин стареют быстрее, чем тело. Герасимов поразился тому, как блестят его туфли — ни единой пылиночки! И вообще здесь нигде не было пыли. Можно окно настежь раскрыть, и даже если внизу проедет машина, воздух останется прозрачным, как родниковая вода… Но нет, нельзя вспоминать про пыль, табу!
Как-то незаметно в квартиру просочился сосед Эдик. В сумрачной прихожей его почти не было видно, только глаза поблескивали, словно «сварка», огоньки крупнокалиберного пулемета под днищем вертолета… Стоп, стоп, стоп! Нельзя! Табу!
— Привет, — сказал Эдик шепотом. — Приехал? Ну, как там? Слушай, будь другом, привези пару батников и джинсы… Вот бумажка, я тут размеры записал. И еще ручку чернильную — там, говорят, ручки клевые. Это не мне, это начальнику надо. Он как узнал, что у меня сосед в Афганистане, так каждый день про ручку напоминает. Ладно? А я тебе потом… тоже… Вот список, возьми! Не забудешь? Тут я еще записал кое-что, но это так, по мелочам…
Теща прислушивается из кухни, уши от напряжения раскраснелись. Самой просить гордость не позволяет, снова послала дочу.
— Валера, — сказала Элла. — Маме джинсы надо привезти. «Поп» не надо, лучше «Топ». Я сайза ее не знаю, сейчас обмеряю сантиметром и скажу… А чеков у тебя совсем нет? Совсем-совсем? Зря, конечно, ты их не привез. У нас в «Березке» импорта всякого навалом… Когда ты пойдешь деньги с книжки снимать? Я с тобой… Слушай, а почем там у вас лайковые плащи? Мне на осень такой плащ обязательно нужен. А говорят, детские вещи там дорогие. Что, в самом деле очень дорогие?.. Ах, если бы ты знал, как меня Маринка замучила! Ты не помнишь Маринку? Да подруга моя, с которой мы всегда на барахолку ходим. Привези ей кусачки для ногтей, она где-то их видела, теперь ни спать, ни есть не может, такие хочет…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу