Алистер Маклин - Кукла на цепи. Одиссея крейсера «Улисс»

Перегнувшись через леерное ограждение, Кэррингтон тоже поглядел за борт, потом отвернулся и посмотрел на стоявшего перед ним высокого юношу.

Хлопнув его по рукаву, он медленно кивнул головой и пошел прочь.

Услышав стук дверцы, Тэрнер опустил бинокль и увидел рядом с собой Кэррингтона, который молча смотрел на горящий крейсер. В эту минуту послышался слабый стон Вэллери, и Кэррингтон поспешно наклонился к фигуре, лежавшей ничком у его ног, — Боже мой! Наш Старик! Он тяжело ранен, сэр?

— Не знаю, каплей. Если это не так, то свершилось чудо, черт побери! — прибавил он с горечью. Нагнувшись, приподнял контуженного с палубы и прислонил спиной к нактоузу.

— Что с вами, сэр? — участливо спросил старший офицер. — Вы ранены?

Вэллери зашелся в кашле — долгом, мучительном. Потом едва заметно покачал головой.

— Я цел, — чуть слышно прошептал он, попытавшись улыбнуться. При свете прожектора было видно, что улыбка получилась жалкой и жуткой. — Упал на палубу, но при этом, по–видимому, ударился о нактоуз. — Он потер лоб, покрытый синяками и ссадинами. — Что с кораблем, старпом?

— К черту корабль! — грубо оборвал его Тэрнер. Обхватив командира за пояс, он осторожно поставил его на ноги.

— Как дела на юте, каплей?

— Идут на лад. Пожар ликвидируется. За главного я оставил Хартли. — О Карслейке первый лейтенант ни словом не обмолвился.

— Хорошо. Примите командование кораблем. Свяжитесь по радио со «Стерлингом» и «Сиррусом», выясните, что с ними. Пойдемте, сэр. Сюда, в командирскую рубку.

Вэллери слабо запротестовал, но это было просто символическим жестом: он слишком ослаб, чтобы стоять на ногах. Каперанг невольно осекся, увидев, как белеет снег, озаряемый узкой неподвижной полоской света. Взгляд его скользнул к источнику этого света.

— Бентли? — прошептал он. — Неужели он… — Старпом молча кивнул, и Вэллери с усилием отвернулся. Они прошли мимо убитого телефониста, лежавшего за дверцей мостика, и остановились у гидроакустической рубки. Забившись между командирской рубкой и перекосившейся, изуродованной дверью рубки гидроакустика, закрыв лицо рукавом, кто–то рыдал. Вэллери положил руку на сотрясаемое рыданиями плечо, заглянул в лицо плачущему.

— В чем дело? Ах, это ты, дружок, — произнес он, увидев обращенное к нему белое лицо. — Что случилось, Крайслер?

— Дверь, сэр! — Дрожащий голос Крайслера звучал глухо. — Мне ее никак не открыть.

Лишь сейчас Вэллери увидел, во что превратилась акустическая рубка. Ум его был все еще в оцепенении, и внезапная, страшная мысль о том, во что превратился оператор, была, пожалуй, лишь следствием ассоциации.

— Да, — произнес он спокойно. — Дверь заклинило… Ничего нельзя сделать, Крайслер. — Он вгляделся в глаза юноши, наполненные тоской. — Полно, мой мальчик, к чему зря убиваться?..

— Там мой брат, сэр. — Безысходное отчаяние этих слов словно хлыстом ударило Вэллери, Господи Боже! Он совсем забыл… Ну конечно же, Крайслер, старший акустик… Он уставился на убитого, лежавшего у его ног, уже запорошенного снегом.

— Пусть отключат прожектор, старпом, — произнес он рассеянно. — Крайслер!

— Да, сэр, — безжизненным голосом ответил юноша.

— Спуститесь вниз, принесите, пожалуйста, кофе.

— Кофе, сэр? — Бедняга был ошеломлен и растерян. — Кофе! Но ведь… ведь мой брат…

— Я знаю, — мягко ответил Вэллери. — Знаю. Прошу вас, сходите за кофе.

Крайслер, спотыкаясь, пошел к трапу. Когда дверь командирской рубки затворилась за ним, Вэллери щелкнул выключателем и повернулся к старпому.

— Вот и толкуй тут о славной смерти в бою, — проговорил он спокойно. — Dulce el decorum… [12] Dulce el decorum — сладка и славна <���смерть за отчизну> (лат.). Вот тебе и гордые потомки Нельсона и Дрейка. С той поры, как на глазах у Ральстона погиб его отец, не прошло и суток… А теперь этот мальчик. Стоит, пожалуй…

— Я обо всем позабочусь. — Тэрнер понял командира с полуслова. Он до сих пор не мог простить себе то, как он обошелся с Ральстоном накануне, хотя юноша готовно принял его извинение, да и потом выказывал знаки своего расположения.

— Отвлеку как–нибудь Крайслера, чтобы не видел, как открываем рубку… Садитесь, сэр. Хлебните–ка отсюда. — Он слабо улыбнулся. — Все равно наш друг Уильямс выдал мою тайну… Эге! Нашего полку прибыло.

Свет погас, и на тусклом фоне открытой двери появилась грузная фигура, заполнившая собой весь проем. Дверь захлопнулась, и оба увидели Брукса, зажмурившегося от внезапно вспыхнувшей лампочки. Он раскраснелся и тяжело дышал. Глаза его впились в бутылку, которую держал в руках Тэрнер.