Иван Стрельцов - Достанем врага везде!

Военная контрразведка, как и военная разведка, — организации сверхзакрытые. Они стоят на защите государственных интересов от внешнего врага. В этой тайной невидимой войне нет правил, есть только одна цель — победить. Борьба с терроризмом для военных не особо отличалась от противоборства спецслужбам враждебных государств.

Внутренняя тюрьма располагалась в подвале здания контрразведки. Это были глубокие сырые казематы под старинным особняком, сгоревшим при попадании зажигательной бомбы во время битвы за Кавказ. После войны на этом месте выстроили новое здание для управления консервного завода. Тогда подвал никого не заинтересовал, вспомнили о нем только после Второй чеченской. Здание в очередной раз восстановили, естественно, с учетом специфики, а вокруг разместились части отдельной бригады специального назначения, закрепленной за сорок второй мотострелковой дивизией.

Подобраться к мрачному двухэтажному зданию врагам было бы сложнее, чем к шахте ракеты стратегического назначения.

Подвал бывшего особняка как нельзя лучше подходил под «застенки» контрразведки. Мрачные казематы, выложенные из гранитных камней, влажных и местами покрытых мхом, тусклые фонари под потолком и постоянный затхлый запах создавали суровые, невыносимые условия для человека, попавшего сюда не по своей воле. Здесь все было сделано с учетом психологического давления на задержанных. Даже каменный пол под каблуками проходящих отзывался мистическим эхом под низкими сводами казематов.

Кроме камер для задержанных, здесь находилось несколько кабинетов, предназначенных для допросов. Также рядом была обустроена комната с «сюрпризом», так сказать, помещение для беседы с вип-персонами. Эта комната вовсе не гармонировала с остальными мрачными камерами прежде всего продуманным дизайном. Ультрамодный офисный кабинет с дорогим столом из красного дерева посреди, креслами, обтянутыми натуральной кожей. Только для допрашиваемого сиденье было особое, вернее сказать, обычное кресло дантиста. Тоже свого рода психологический прессинг: вроде бы сидишь удобно, вполне комфортно, а в мозгу уже сознание воспроизводит жужжание бормашины. Особенно это изнурительно, если человек прикреплен к креслу по рукам и ногам.

На противоположной стене висела большая и красочная картина кавалерийского боя. Во всей своей мощи была показана рубка казаков с кавказцами. Разобрать кто и где, было крайне сложно, но выпученные глаза всадников, оскаленные морды лошадей, занесенные для ударов блестящие клинки, хлещущая кровь из ран подавляли всем своим ужасно натуралистическим изображением. Хотя, если подойти к этому «шедевру» поближе, с легкостью можно было заметить, что это всего лишь пленка, наклеенная на зеркало Гизелла, с одной стороны прозрачное, позволяющее с противоположной стороны наблюдать за ходом допроса. За «кавалерийской сечей» находилась небольшая комната, в которой была установлена видеоаппаратура, бесстрастно фиксирующая проводимые допросы.

Сейчас в комнате допросов с Удавом без устали работали двое дознавателей. Между собой они были похожи, как братья-близнецы: среднего роста, широкоплечие, с мощными бычьими шеями, мускулистыми руками. Большие, как пивные кружки, кулаки дополняли портрет современных опричников.

Примитивный и устрашающий вид дознавателей был обманчивым. В свое время оба офицера окончили военные училища (Рязанское десантное и Новосибирское общевойсковое) с красными дипломами. Потом мотались несколько лет по «горячим точкам» в составе групп спецназа; спустя какое-то время им сделала предложение военная контрразведка, разыскав одного на больничной койке, а другого — в койке студенческого общежития во время отпуска. Работа была обещана интересная, но, главное, это был совершенно новый уровень в их службе. Оба, недолго думая, согласились и после полугодовых курсов включились за борьбу с тайными врагами государства. Служба в спецназе и боевой опыт оказались хорошим подспорьем на новом поприще. Молодые дознаватели не только знали, как «разговорить» пойманного абрека, но и могли отличить «волчару» от «пустышки». При этом ни разу не допустили осечки… до сегодняшнего дня.

Прошедшие два часа оказались безрезультатными. Прикованный к креслу Удав упорно хранил молчание, абсолютно не реагируя на дознавателей, хотя те по очереди пытались с ним разговаривать на фарси, арабском и даже английском языках. Террорист даже не удостаивал их взглядом, а с учетом того, что это был единственный добытый живьем трофей, офицерам было строго-настрого запрещено применять «горячее потрошение». Вот только словесная атака оказалась горохом об стенку.