Альберт Байкалов - Школа смертников

Убрав с тюка ветви, они уселись на него. Бебе присел на корточки рядом, вопросительно глядя на Антона, безошибочно угадав в нем лидера.

– Что теперь будем делать, командир?

От такого обращения Гуру к Филиппову пережевывающий неразогретую тушенку Лебедь подавился.

Антона, напротив, нисколько не смутило резкое изменение отношения к нему. Он это предвидел. Гуру понял: вся вина за происшедшее лежит на нем. Но не только это вызвало его панику. Великан не хотел разделить участь Тарзана. Он согласился бы умереть в любое время, только на родине, где есть кладбище и родные будут знать, куда прийти, чтобы помянуть непутевого Горидова Лешку...

– Бить тебя, сучья морда, будем! – наконец прожевав, зло посмотрел на него Лебедев.

– Хватит ругаться, – похлопал его по колену Антон. – Нужно найти какое-нибудь селение и умыкнуть там трех молодых баб.

– Зачем? – У обоих от удивления вытянулись лица.

– Обживаться придется, – Антон сокрушенно вздохнул. – Построим три хижины, заживем одной деревней...

– Я бы тебе поверил, – сказал Гуру, – если бы ты лодку сюда не пер.

– А придется поверить, – поддержал шутку Лебедев. – На хрена нам лодка, если неизвестно, куда идти и плыть. Навигатора нет, а тут в радиусе трехсот километров джунгли и смерть. А сколько мы в день проходим?

Нагнувшись, он заглянул в глаза Гуру, который сидел, низко опустив голову.

Это состояние Антону было понятно. Гуру, находящийся на грани нервного срыва, верил всему. С точки зрения психиатрии он уже был ненормален. В таком состоянии человек способен на самые непредсказуемые поступки. Зная это, Антон поспешил успокоить недоумка:

– Ладно, все нормально. – Он улыбнулся и тряхнул его за плечо. – Будем держаться вместе и максимум через пару недель увидим наших украинских друзей.

Гуру, не веря услышанному, медленно поднял взгляд на Филиппова:

– Это правда?

– Если ты очередную глупость не сотворишь, – подтвердил Лебедь и неожиданно расхохотался, завалившись спиной на брезент мешка.

Вид Гуру вызвал улыбку и у Антона – дикие округлившиеся глаза, взъерошенные волосы, трясущиеся губы...

– Ну, вы, мужики, даете. – Он медленно поднялся, и, сделав пару шагов, подставил лицо под струи воды. Его грудь при этом вздымалась и опускалась, словно он пробежал не меньше десяти километров.

Лебедь толкнул Филиппова в бок и указал взглядом на трясущиеся поджилки ног великана. Но Антон и без него это заметил: «Спекся парень, теперь за троих пахать будет».

Загрузив на Бебе лодку, они двинулись на север.

Белоцерковский лично принес Сережку в комнату Регины. У нее подкосились ноги, и она едва устояла, ухватившись за спинку кресла. Потом ей стало страшно. Ребенок спал на руках Белого, и ей вдруг показалось, что он мертв. Со сдавленным криком бросившись к вошедшему хозяину дома, несшему на руках ее сокровище, она не удержалась на ослабевших ногах и упала так, что головой уткнулась в его колени.

Белоцерковский расценил это по-своему:

– Ну что вы, милочка, это был мой долг! Берите свое дитя...

Вошедшая следом горничная помогла Регине подняться. Белый бережно положил ребенка на кровать и еще некоторое время, склонив голову набок, с улыбкой любовался им.

Не обращая ни на кого внимания, Регина принялась лихорадочно осматривать малыша, страшась увидеть даже небольшую ссадину или синяк.

– Его уже осмотрел мой личный врач, – догадавшись, в чем дело, успокоил ее Белый. – Здоров как космонавт!

Между тем Сережка проснулся.

– Мама! – И, усевшись на кровати, протер кулачками глаза.

После этого Регина дала волю чувствам. Прижав сына к груди, она разрыдалась. При виде этого стоящая позади Белого домработница Клавдия Михайловна тоже расчувствовалась. Догадавшись, что он здесь уже лишний, Максим Петрович бесшумно вышел из комнаты. В кабинете его поджидал Травка. Самодовольно улыбаясь, он сидел в старинном кресле, вытянув ноги. При появлении босса он не соизволил даже приподняться.

– Что, устал, бедненький?! – вспылил Белый. – Ребенка похитили, и все? С ног валитесь!

Травку как подменили. Он взлетел с кресла.

– Зря вы так, Максим Петрович, – неожиданно раздался от дверей приятный женский голос. Вошедшая Анжелика, рыжеволосая бестия, последняя пассия Белого, бесцеремонно прошла за спинку кресла, в которое уселся Максим Петрович, и, положив ему руки на плечи, с жалостью посмотрела на Травку: – Устали там мальчики, ох как устали!