Иван Стрельцов - Черная смерть

Парашютисты, поднаторев в охране побережья, по закону жанра должны были повязать третью группу диверсантов. Но произошло непредвиденное, одному удалось уйти, при этом хорошенько навалять бойцам, пытавшимся его скрутить. Результат потасовки — сломанный нос рядового, свернутая челюсть ефрейтора и пять треснувших ребер прапорщика. В свою очередь, десантники, узнав о случившемся, с превеликим удовольствием наваляли остальным диверсантам. Двоим из них пришлось несколько дней проваляться в полковой санчасти. Возвращение «команированных» диверсантов пришлось на какое-то время отложить. Но в конце концов все образовалось и был назначен день вылета в Москву.

Но быстро все делается только на бумаге. На следующий день зарядил долгий, мелкий и противный дождь, над аэродромом, с которого должны были лететь диверсанты развернулся и повис грозовой фронт.

— Наша авиация, конечно же, всепогодная, но все же и она зависит от погоды, — почти с сожалением произнес майор в темно-синей летной форме с красной повязкой «Дежурный по аэродрому», проводя диверсантов в свободный ангар.

— И долго нам еще здесь сидеть? — задал майору вопрос кто-то из «командированных».

— Часов двенадцать, не меньше, — авторитетно сообщил летун. Вслед за дежурным по аэродрому исчез командир группы. Капитан, видимо, решил попытаться надавить налетчиков, чтобы вылететь как можно раньше.

— И очень хорошо, что двенадцать часов, — шепнул на ухо Виктору детина по прозвищу Секач, что-то было в его внешности от лесного хулигана-вепря. Он был одним из двоих, кому «посчастливилось» попасть на больничную койку.

— И чего здесь хорошего? — не понял Стрелок. Он терпеть не мог ждать, считая, что лучше плохо ехать, чем хорошо стоять.

— А то, — с готовностью принялся объяснять Секач. — из больнички «пернатых» спер пятилитровую банку чистяшки. Сейчас гульнем.

— И как тебе удалось его пронести? — усмехнулся Виктор, его почему-то очень позабавила маленькая месть диверсанта своим оппонентам.

— Вскрыл кладовку вчера вечером по-тихому, вынес банку со спиртом и спрятал ее в палисаднике. А утром вышел из больнички, как говорится, на свободу с чистой совестью.

Весть о пятилитровой банке медицинского спирта моментально облетела небольшой, но весьма сплоченный отряд диверсантов.

Секач, оказавшийся в центре общего внимания, извлек из своего РД банку толстого бледно-голубого стекла с узкой горловиной и черной завинчивающейся крышкой, бутыль была до самого горлышка наполнена тяжелой прозрачной жидкостью. Диверсанты смотрели на этот сосуд с вожделением, как на самую большую ценность в мире. Шок первых секунд сменился на проявление бурной деятельности, в считанные минуты был сооружен импровизированный стол на бетонном полу ангара из плащ-накидки и большой подстилки, куда бойцы выставляли закуску сухого пайка, а также алюминиевые кружки, имевшиеся каждого.

— Пикник на обочине, — хмыкнул Савченко, присаживаясь на край подстилки. Рядом шумно усаживались другие диверсанты, многие радостно потирали ладони в предвкушении праздника. Секач стал быстро разливать спирт по кружкам. Когда бутыль обошла все кружки, диверсанты дружно потянулись за своими порциями.

Первый заместитель командира группы Алтай, широкоплечий крепыш с бычьей шеей и пудовыми кулакам квадратным подбородком, приплюснутым сломанным носом и редкими зубами, подняв свою кружку, громко провозгласил:

— За нас, за вас…

— И за спецназ, — поддержали его мощные глотки диверсантов, раздался стук металлических кружек. После чего наступило тягостное молчание, свойственное той секунде, когда пьют чистый спирт.

— Э-эх, — громко выдохнули сразу несколько глоток после чего все потянулись к закуске. Сразу все заговорили, послышался смех, кто-то громко предложил:

— Между первой и второй перерывчик небольшой.

Секач снова взялся за бутыль, еще раз наполняя кружки.

— Чтобы рука не дрогнула и оружие не дало осечки.

Снова выпили, разговоры пошли еще веселее, постепенно напряжение последних дней пошло на убыль.

— Вот, помню, выехали мы на боевые, — грохотал Виктору на ухо двухметровый верзила с обожженной левой стороной лица. Факельщик служил до недавнего времени в разведке отдельной бригады специального назначения внутренних войск, но за воинское преступление в зоне боевых действий был осужден на десять лет «строгача». Каждый раз, когда удавалось расслабиться, Факельщик исповедовался в перипетиях свой судьбы. — Только подъезжаем к этому гребаному аулу, под БТРом фугас как ахнет нас с брони в разные стороны раскидало, «коробочку» разворотило. А тут еще духи из «зеленки» давай чесать из полутора десятков стволов. Хорошо, следом шла танковая колонна. Отбили вместе с мотострелками, слава богу. Правда, другану моему, Кольке, снайпер, сука, между пластин броника засадил пулю прямо в сердце. Я через месяц очередной зачистке выловил одну такую гниду, у самой, наверное, с полгода, как наступила половая зрелость, а на правом плече такая гематома, можно подумать, с детства по нас стреляла. В общем, рубанул я ее ребром ладони по шее, башка только так, тресь и набок, как у сломанной куклы. И после всего военный прокурор, падла такая, запросил для меня двадцатник. Судья внимательно выслушал пламенную речь моего защитника и отстегнул от своих шедрот червонец. Во, называется, пожалел волк кобылу, оставил подковы для вторсырья. Ничего, зато теперь я им не по зубам, наверстаю свое. Капитан подоспел как раз к третьему тосту, что вызвало небывалый оптимистический восторг подчиненных, которые встретили своего командира возгласами на разный лад: