Иван Стрельцов - Уничтожить всех

— Мне не нравится, что твой приятель, являясь богачом, ведет себя, как последний скупердяй. Нужно быть щедрее с тем, кого любишь.

— Закрой свою пасть, иначе я ее разорву, как поганой макаке, — зарычал Голиаф, угрожающе надвигаясь на незнакомца.

— Насчет макаки, — усмехнулся Триш, делая шаг вперед. — Ты сам-то давно в зеркало смотрел?

Чернокожий танцовщик взревел, как разбуженный бурый медведь, и бросился на задиру. Мышцы на его теле вздулись буграми — казалось, еще мгновение и гигант разорвет незваного гостя.

Когда огромные руки с синеватыми ногтями сомкнулись на его шее, Майкл шагнул в сторону и выбросил вперед кулак. Боксерским хуком майор САС Триш всегда выбивал не меньше двухсот фунтов. Кулак врезался в солнечное сплетение африканца, и тот, согнувшись, рухнул на колени, задыхаясь от боли. Майкл встал за спиной танцовщика и указательным и большим пальцами ухватил его за ключицу, крепко сжав. Шоколадный Голиаф взвыл от новой, более пронзительной боли.

— Слушай меня внимательно, сладенький. Если я сказал, что твой любовник скупердяй и его нужно раскошелить, то на его капиталы мне плевать, о тебе забочусь. Пора бы Винсенту, кроме игрищ на съемных квартирах, сделать тебе более достойный подарок. Например «Бентли» или, на худой конец, «Феррари», ну или еще что-нибудь в этом духе. И если в течение ближайшего месяца ты его сможешь раскрутить на щедрые проценты, то впоследствии такие милые сердцу безделушки ты сможешь получать часто. А мы с тобой никогда не увидимся. Если нет, то я навещу тебя еще раз, последний. Понял?

— Понял, — корчась от боли, просипел Голиаф.

— Тогда прощай, Шоколадка…

Стриптизер оказался смышленым малым и уже через две недели разъезжал на шикарном «Бентли» цвета зрелой пшеницы. На запястье красовался платиновый «Ролекс» с изумрудами. И жил он не в арабском квартале, а в уютной двухкомнатной квартире с видом на Эйфелеву башню. Теперь любовникам не приходилось мотаться по съемным апартаментам.

Как узнал Триш через агентуру «Видока», эта щедрость обошлась Винсенту Стэмпину почти в полмиллиона евро, за которые ему придется отчитаться перед бухгалтерами благоверной супруги.

Главный менеджер «Нового Космоса» по-прежнему мотался по Европе, продвигая свои проекты, и лишь изредка посещал Париж, чтобы после общения с любимым человеком снова броситься в финансовый водоворот мегабизнеса.

— Он таким образом пытается заглушить неприятности приближающейся расплаты, — размышляя о судьбе Стэмпина, проговорил Джон Кипер. — Сложное положение, как бы руки на себя не наложил. Педики — они люди экспансивные.

— Не будем затягивать удавку на его шее до конца, — решил Триш. — Дадим шанс выкарабкаться…

Прилетая в Париж, Винсент Стэмпин предпочитал обедать в одиночестве в небольшом ресторанчике «Три президента» на набережной Сены. У главного менеджера там был постоянно зарезервирован отдельный столик в кабинете.

Прилетев всего на сутки из Женевы, Стэмпин прямо из аэропорта направился в «Три президента». Вечер он собирался провести в объятиях любовника, чтобы утром обратно вылететь в Швейцарию, в свой главный офис. Ему предстояло решить одну из наболевших проблем.

Причиной кулинарной нелюдимости Стэмпина была его любовь к американской кухне. Он ненавидел устриц, паштет из гусиной печени — в общем, все то, чем обычно пичкают на деловых приемах. Всем этим изыскам он предпочитал бифштекс с кровью, картофель фри или отварной рис, салат с капустой и ананасами. А на десерт обязательно яблочный пирог. Грубая калорийная пища, напоминающая о беззаботном детстве в Канзасе.

И на этот раз его заказ был неизменным — бифштекс с поджаристой корочкой и сочный внутри, горка желтоватого отварного риса и большая пиала салата из грубо нарезанных листьев пекинской капусты и долек свежего ананаса. Пирог обычно подавали позже, вместе с большой чашкой кофе без кофеина.

Но приступить к трапезе Стэмпин не успел — дверь отворилась, и в кабинет вошел незнакомый мужчина.

— Язва ануса чудовищно прекрасна, — произнес незнакомец и криво ухмыльнулся.

— Кто вы такой и что вам нужно? — держа в левой руке вилку, а в правой нож, холодно спросил главный менеджер «Нового Космоса», возмущенный наглостью незнакомца. Но в его глазах появился страх разоблачения.

— Артюр Рэмбо, поэт-гомосексуалист, воспевающий страсть к себе подобным. А я человек, которому известно о ваших проблемах и который в состоянии их усугубить или, наоборот, разрешить за вас, — невозмутимо произнес Триш. — Если мы, конечно, сможем договориться.