Владимир Паутов - Ген деструктивного пведения

Не знали они, мои противники, что боль в разбитой полностью коленке для меня не помеха. Я просто её не чувствовал, а поэтому мог, не взирая на увечье, спокойно отмахать пару десятков километров, как пробежал бы волк, вырвавшийся из капкана, перегрызя для этого свою собственную ногу, но друга, не похоронив его, я оставить не мог. Нет такого закона у армейских разведчиков, бросать тела своих погибших товарищей, не предав их земле.

Вертолёты тем временем, покружив надо мной, улетели. «Видимо, они поняли, что подстрелили меня и торопиться им некуда. Сейчас здесь будет куча народа», — прикинул я про себя. Надо было торопиться. Но затишье длилось буквально две минуты, ибо тут же надо мной закружилась другая пара вертушек. С них метрах в ста от того места, где находился я и прапорщик Сокольников, высадилось около двадцати человек. Солдаты тут же начали совершать обходной манёвр. Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, противник решил взять меня в кольцо и захватить в плен.

«Но пока они полностью окружат меня, я успею добраться вон до того места, там удобнее будет держать оборону», — решил я и начал уже взваливать на себя Димыча, как снайпер всадил мне пулю во вторую ногу. Тем не менее, не обращая внимания, на страшную боль, мне удалось перебраться метров на тридцать повыше. Позиция там была очень удобной. Огромный камень прикрывал меня с тыла. К тому же за моей спиной начинался обрыв, по которому было весьма сложно взобраться. Я опустил тело Димки рядом с собой и принялся методично отстреливать подбиравшихся ко мне солдат.

— Всё, Димка! Это конец истории нашей с тобой жизни, службе и дружбе, — обратился я к погибшему другу, хотя, конечно же, он не слышал, но можно постараться понять меня, а, поняв, простить этот секундный миг моего лёгкого безумия. Нет, у меня была крепкая и устойчивая психика. Просто я вдруг оказался один, а мой друг, ещё некоторое время назад, будучи живым, разговаривал и шутил со мной, а сейчас уже находился по другую строну жизни, неизвестной и оттого печальной. Невероятные ощущения.

Американские морские пехотинцы вновь сделали попытку приблизиться к нам. Они перебегали от одного камня к другому, но близко подойти к своей позиции я не дал. Мне удалось подстрелить несколько человек и отогнать их выстрелами из подствольного гранатомёта. Бой затих на короткое время. Видимо, противник совещался, что делать дальше. Скорее всего, меня решили уничтожить. Они снова вызвали вертолёты, которые ровно через полчаса прибыли к месту моего последнего боя. Вертушки тут же легли на боевой курс и, меняя друг друга, по очереди стали вовсю поливать и расстреливать меня из крупнокалиберных пулемётов. После чего по мегафону они предложили мне сдаться, иначе обещали полное уничтожение.

Я вытащил из кармана радиомаяк, нажал кнопку автоматической связи и положил его на землю.

— Может, и правда, запеленгуют на нашей территории? Хотя почему же нас не встречают? До границы всего-то четыре километра осталось! Сигнал я послал! Сейчас ещё пару ракет красного огня выпущу! — Пришла в голову вполне естественная мысль.

Особо думать было не о чем, мне совершенно не виделось никакого другого выхода кроме, как погибнуть.

— С убитым на руках, самому дважды раненому, да ещё отстреливаясь от противника, нет! Так выйти невозможно! Теперь можно хоть уплакаться, хоть изматериться, а ничего всё равно не сделаешь. Ладно, тогда приложу все оставшиеся силы, чтобы разорить их Министерство обороны к чёртовой матери, как хотел сделать Димка! Жаль, что он помочь не сможет!

Вертолёты тем временем вновь зашли парой в атаку. Они дали залп, и земля вокруг меня встала на дыбы. Но камни были надёжным укрытием. Я ещё долго смог бы держать оборону, но слишком уж тяжелы были мои раны. Крови за несколько часов боя я потерял весьма значительно, поэтому самочувствие моё настолько ухудшилось, что неожиданно всё вокруг: горы, камни, небо, облака, постепенно начали сначала медленно вращаться, потом быстро-быстро завертелись и затем уже куда-то полетели, превращаясь в большую воронку мощного водоворота. Вдруг над моей головой что-то прошелестело, я поднял глаза к небу и увидел, как вертолёт, заходивший в атаку, чтобы нас уничтожить, взорвался и разлетелся в разные стороны большим огненным шаром. Всё это происходило как при замедленном показе интересного момента в кино или спорте. Второй вертолёт также неожиданно превратился в красный шар, то ли огненный, то ли воздушный, я уже не понимал, ибо куда-то вдруг провалился, кажется, в пропасть. Долгое моё падение прервалось неожиданно, просто само по себе замедлилось, и я вдруг перестал лететь в чёрную бездну. Мне очень захотелось открыть глаза, потому, как я их закрыл ещё до того, как начал падать вниз, но сейчас у меня возникло острое желание вновь открыть их и посмотреть, что же произошло. Я уже начал с трудом размыкать свои тяжёлые, будто налитые свинцом, веки, как вдруг ощутил резкий удар в грудь. Что-то непонятное, острое и очень горячее, словно огонь, с треском разорвав мою плоть и с хрустом сломав рёбра, неожиданно ворвалось внутрь меня, прямо за грудную клетку, под сердце, но принеся с собой не страшный жар, а жуткую стужу. Боли ощутить я не успел, потому, как был уже убит.