Прапорщик прижал к плечу приклад своего автомата и трижды нажал на курок. Выстрелов не слышал никто. Дед осторожно покинул огневую позицию и стал подбираться к следующей группе противника, намереваясь выйти и к ним в тыл, чтобы также спокойно и без суеты перестрелять всех. Он, наверное, смог бы уничтожить всю группу вместе с полковником Дентенем, если бы не нелепая случайность. Во время очередного броска через открытое пространство из-за ближайшего горного склона неожиданно выскочили вертолёты. Его, скорее всего, заметили, потому, как тут же дали по нему залп из пулемётов. Димыч понимал, что убивать его они не собираются, ибо он им нужен живым, а потому и стреляли по нему метра на полтора или два впереди, дабы случайно не зацепить. Но в этот раз очередь легла довольно близко от прапорщика. Пули в него не попали, но Димка почувствовал, тем не менее, сильнейшую боль в голове. Он даже не разобрался в произошедшем, но непонятно откуда вдруг взявшаяся какая-то красная и липкая краска вдруг стала заливать ему глаза. Димка попробовал приподняться, но не смог этого сделать. Тут он ощутил неожиданно во рту какой-то солоноватый вкус. Голова его сильно закружилась, затем в ней что-то вдруг зашумело, а в ушах так же раздался странный протяжный звон, похожий на колокольный. Когда прапорщик понял, что липкая краска красного цвета ― его собственная кровь, а шум в голове ― контузия, было уже поздно. Сокольников потерял сознание.
Сколько находился он в бессознательном состоянии, прапорщик не знал. Может быть две минуты, может два часа, а может и сутки. На самом же деле без чувства Димка был минут пять или десять.
Пришёл он в себя после того, как на него вылили почти ведро холодной воды. Голова болела и трещала, словно с крутого перепоя. Димка вытер глаза, залитые кровью, и только поднял голову, как тут же получил удар ногой по лицу, который болезненно отозвался в контуженой голове. Хотя удар и был лёгким, ибо били не изо всех сил, но губы ему раскровенили. Димка от боли в затылке закрыл глаза и языком быстро провёл по зубам, проверяя, все ли они были на месте.
― Понятно! Психологи, значит, попались, хреновы! ― подумал прапорщик. ― Это хорошо, замечательно! Психологов я люблю. Сразу решили напустить на меня страха, и кровь пустили, чтобы я попробовал её на вкус, свою собственную, а не чужую, дабы сломать меня чисто психологически. Прессинг, стало быть! Ну, молодцы! Только уж очень они наивные. Фильмов насмотрелись всяких, учёных наслушались и думают, что я уже сломлен и готов рассказывать! Козлы! Ладно, потерпим, чтобы потом злее быть и сильнее бить!
Димка с трудом поднялся на ноги и сплюнул кровавую слюну на землю прямо под ноги, сидевшему перед ним офицеру.
― Ого! Да это целый полковник! ― удивился про себя Сокольников. ― Конечно он старших над этими спецами по мордобою всех связанных и закованных в наручники.
Сквозь застилавшую глаза красную пелену прапорщик взглянул на него. Какие-то знакомые черты показались ему в лице полковника. Где-то он уже видел эти глаза с прищуром и чуть расплющенный нос с квадратным подбородком. «Не может быть, поди, померещилось? ― Рассеяно думал Сокольников. ― Тот, которого я стреножил, майором был, а этот — полковник! Но ведь время-то идёт. Сколько лет прошло? Почти десять! Вполне вероятно, ― продолжал размышлять прапорщик, абсолютно не задумываясь о своей дальнейшей судьбе.
― Как твоё имя? Звание? Состав и численность группы? Куда идёте и где намереваетесь перейти границу? ― услышал Димыч вопрос, заданный на отвратительном русском языке.
― Я не понимаю. Говорите по-английски, если не знаете русский, то не стоит себя утруждать мучениями, говорить на нём, ― на чистейшем английском с оксфордским произношением сказал прапорщик.
― Сэр, ― обратился к полковнику тот, кто задавал вопрос Димке, ― Вы слышали? Он сказал, что не понимает русский язык. Мне, кажется, что он англичанин.
― Поговорите с ним сержант по-мужски! От боли, как известно, все и всегда кричат на родном языке. Я пойму, когда он перейдёт на чисто русские выражения. Начинайте сержант Скотт! Фрост, возьмите ещё одного человека и помогите Дэвиду! — приказал Дентен своим сержантам.
К прапорщику подошли три человека, двое подхватили его под руки и вывернули их за спину, после чего к нему подошёл сержант. Он надел на запястья прапорщика наручники и затем мощнейшим хуком 25с правой руки, способным послать в нокаут быка, сбил Димыча с ног. Если бы два сержанта во время не отпустили своего пленника, то, наверняка грохнулись бы вместе с ним на землю, такой силы был удар. Прапорщик упал на спину, хотя и смог бы выдержать удар, но, лёжа, легче было перенести боль, нежели стоя на ногах. К тому же двое солдат, до этого державших его, принялись пинать и молотить Димкино тело ногами, не разбирая мест, куда попадали своими тяжёлыми коваными ботинками. Избиение продолжалось долго. Прапорщик свернулся в комок, и ему удалось защитить голову от ударов, которые сыпались на него с двух сторон. «Нет! Убивать меня они не будут! ― размышлял пленник, лёжа на земле под градом обрушившихся на него пинков. ― Я им нужен живым и здоровым! Они меня должны беречь!» И тут Димка неожиданно вспомнил. Он вспомнил, где видел этого напыщенного многозначительного полковника с большими кулаками и квадратным подбородком, но тогда, правда, тот ещё не имел ещё столь высокого звания.
Читать дальше