Сергей Зверев - Должок кровью красен

Опустила голову хозяйка.

– Ну, что мне рассказывать? Живу вот помаленьку, как все. В детском садике воспитательницей работаю. Денег, конечно, в обрез, но хоть сына Сашку пристроила. Весь день на моих глазах.

– От Коли? – Иван в сторону спальни кивнул, куда хозяин татуированный спать отправился.

– Да что ты! Был у меня до него муж. Был, да сплыл… Бросил он меня сразу, как Саша родился. А с Колей я по переписке познакомилась, когда он последний раз в тюрьме сидел. «Заочница» я. Какие он мне письма красивые писал! Мол, шел вечером с любимой девушкой, накинулись на нее хулиганы, я в драке одного случайно и порешил… А как сел, кинула меня моя возлюбленная. Я-то, дура такая, и поверила. Письма-то эти, как выяснилось, и не он вовсе писал. Сидел у них там какой-то интеллигент, за пачку чая любому желающему что угодно строчил – хоть письма, хоть кассации. А знаешь, Ваня, какой он никакой, а с мужиком все одно легче, чем без него. Добрый он, просто жизнь его обозлила. И еще плохо, что пьет Коля безбожно и буен во хмелю. Да и хата эта его. Я-то свою квартиру внаем сдаю, чтоб с голоду не подохнуть. Вот так и живем…

– Один у тебя ребенок? – Иван неожиданно.

Зарделась Катя.

– Двое. Есть еще сын старший, Кирилл. Подросток еще…

– Тоже с вами живет? – удивился Зарубин.

– Нет… Убежал три года назад. Не хочу, мол, мамка, с тобой в нищете жить и на Колю твоего смотреть не желаю. Беспризорничает где-то. Я и в розыск в милицию подала – куда там!

– А отец-то его где?

Не ответила хозяйка, и понял Иван: зря он вопрос этот задал.

– Ладно. Что у нас в городе за это время произошло?

– Да столько всего произошло, что и не упомнишь, – оживилась Катя.

– А Супрун где?

– Думаешь, он Валеру убил?

– Больше некому, – процедил Иван. – Хомуталин-то карьерой тогда был озабочен, не стал бы. Да и незачем ему было.

– Года четыре назад зарезали Супруна на Климовке. Ножом прямо в сердце. Говорят, будто «черные», которые там живут. Мало ли что говорят… А убийцу-то так и не нашли.

– Жаль, что зарезали… Спросить не с кого. Что еще нового?

– Родители твои померли.

Помрачнел Зарубин.

– Знаю. Был сегодня на кладбище. Завтра проснусь – пойду могилы в порядок приводить.

– А еще пожар у нас был… В субботу. Почти вся Залиния выгорела. Один только дом чудом уцелел – Василия Захаровича.

– Видать, и впрямь бережет бог хороших людей, – Иван серьезно. – А отчего пожар-то?

– Одни говорят – случайность, другие – халатность, третьи – поджог. А там поди разберись…

Когда водку допили, за окнами совсем светло стало.

– Ну что, Катя, спасибо тебе за хлеб-соль, – поднялся Зарубин из-за стола. – Пойду в гостиницу на ночлег устраиваться. «Турист» еще работает?

– Ладно, Ваня, в какую гостиницу в семь утра! Оставайся тут!

– А Коля твой?

– Договоримся. Я тебе тут, в зале, постелю.

Подумал гость и согласился: и впрямь, почему бы у одноклассницы не переночевать?

Стелет хозяйка простыню белоснежную и на Ивана исподтишка поглядывает. Видит Зарубин, что спросить его хочет о чем-то, да не решается почему-то.

– Может, Кать, спросить хочешь о чем-то?

Выпрямилась Катя.

– Хочу… Если можно.

– У меня все можно спрашивать.

– Вань, а Вань… Зачем ты в наш город вернулся?

Насупил Зарубин брови.

– Знаешь, Катя… Другой бы никогда не сказал. А тебе скажу. Мы все собираемся когда-нибудь раздать долги. И собрать их с других. И наступает время. Или не наступает. Так вот для меня – наступило.

Страшна Залиния после пожара. Трубы печные из опаленной земли возносятся. Сладкий запашок падали ноздри щекочет. Собаки одичавшие по пожарищу бродят, тряпье обгоревшее мордами ворошат.

Погорельцы на пепелищах роются. Поднимают головы, смотрят удивленно на «Кадиллак»: с чего бы это господин Хомуталин с утра пораньше на Залинию-то пожаловал? Никак и впрямь собирается народу помочь?

Проехал лимузин Залинейный район насквозь, остановился у черной коробки бывшего Дома культуры, напротив единственной уцелевшей хаты.

Впрочем, уцелевшей – это мягко сказано. Черен тот дом, как антрацит кузбасский. Левый угол в огне обуглился, бревна наполовину прогорели. На ставнях да резных наличниках краска пузырями пошла. Стекла оконные в густом слое копоти – на самое яркое солнце сквозь такое стекло без опаски за зрение смотреть можно. Забор на земле лежит полусгоревший. Вместо фруктовых деревьев – пеньки торчащие.