Андрей Дышев - Горячая тень Афгана

— Чего они хотели?

— Кто? «Духи»?.. Послушай, ты с луны свалился? Не знаешь, что они туда-сюда толпами шастают?

— А если бы тебе надо было перейти? Стал бы переправляться рядом с заставой?

— Что?! Ну, бля, академиков прислали! — выругался Игнатенко и развел руки в стороны.

Ближе к вечеру, когда немного спала жара, я взял с собой Герасимова и еще одного солдата и пошел посмотреть на овчарню. Ничего интересного. Старый, зияющий дырами, загаженный овцами сарай. Рядом с ним — ветхая пристройка с крохотным мутным оконцем. Замка на двери не было, и мы заглянули внутрь. Топчан, печка-буржуйка с чайником на чугунной крышке, одноногий стол, застеленный почерневшей от старости клеенкой. Здесь, должно быть, старик изредка ночевал, если по каким-то причинам не уходил в кишлак.

Единственное, чему можно было удивиться, — как старик еще не помер, выкуривая столько сигарет. Земляной пол, как ковром, был покрыт раздавленными окурками. Хорошие сигареты предпочитал пастух — «Кэмэл», «Мальборо», «Парламент».

Во взвод я вернулся один — парни остались ночевать недалеко от овчарни.

Ночью меня разбудили редкие звуки выстрелов. Я спрыгнул с передка бээмпэ, который служил мне кроватью, и взобрался на ближайший холм.

Полная луна висела над Пянджем, освещая холодным светом призрачные горы. Малиновые огоньки трассеров скользили по черному небу со стороны афганского берега, а следом за ними долетала отрывистая дробь. С нашей стороны прозвучала ответная очередь, затем откликнулись пограничники. И снова стало тихо.

На связь вышел ротный, спросил, чем мы занимаемся, усталым и безразличным тоном давая понять, что он и так прекрасно знает, что ничем серьезным.

— Человек пятнадцать. Может, восемнадцать. Точно сосчитать было трудно — темно, — рассказывал Герасимов. — Там место для наблюдения неудобное — холм дает тень от луны. Как они пришли — мы вообще не видели. Только шаги, тихие разговоры. Потом огоньки сигарет заметили. Вокруг овчарни три огромных пса носились, нам бы задницы они изорвали в минуту, а этих не тронули, даже лая не было.

Он снял с головы темно-зеленый платок, промокнул им вспотевшее лицо.

— Эти люди были с оружием? — спросил я.

— Не заметил. Кажется, без.

— Что, в руках вообще ничего не было?

— Рюкзаки, мешки были.

— Сколько они пробыли на овчарне?

— Час от силы. Затем по тропе дальше пошли. Сначала одна группа, потом другая. Частями.

— Хорошо. Спасибо, — сказал я Герасимову, пожимая ему руку.

Люди, окружавшие меня, по сути, мои союзники, единомышленники, ставили передо мной непреодолимые барьеры. И это оказалось самым трудным препятствием в моем деле. Игнатенко невзлюбил меня. Я не страдал от этого чувства, молодой человек был мне безразличен. Но его самоуверенность и высокомерие мешали мне работать. Если бы я мог рассказать ему о своих планах, возможно, он пошел бы мне навстречу, но здесь я вообще не мог доверять кому-либо в полной мере.

Что я хотел выяснить? Что постоянный поток контрабандистов с наркотиками идет через Пяндж. А затем? В Куляб? Курган-Тюбе? Или сразу в Душанбе? Каким образом наркотики попадают на борта военных самолетов? В какой упаковке? В конце концов, кто отвечает за их погрузку?

Пока что я не ухватил даже самый кончик этой нити и еще четко не представлял, как буду это делать. То, что граница во многих местах, образно говоря, «дырявая», я убедился в первую же неделю пребывания на заставе. Катастрофически не хватало людей. Собственно, два взвода, одним из которых я командовал, обеспечивали только оборону заставы. Десятки километров берега влево и вправо пограннаряды были не в силах перекрыть. Я почти не сомневался в том, что группа людей, которую засек Герасимов несколько ночей назад, пришла на этот берег из Афгана и, надо полагать, не с добрыми намерениями.

Я с опозданием клял себя, что как следует не организовал наблюдение за овчарней. Нужна была как минимум двусторонняя радиосвязь, как минимум десять бойцов. Тогда можно было, не выдавая себя, пасти эту группу и выявить механизм передачи наркотиков (или оружия, что тоже не исключено) следующему этапу.

В другой раз буду умнее, думал я, под другим разом подразумевая одну из ближайших ночей, когда заставу снова начнут обстреливать. Обстрел, как я полагал, был всего лишь отвлекающим маневром, который давал возможность контрабандистам спокойно переходить Пяндж на каком-нибудь тихом участке.