Сергей Зверев - Забудь дорогу назад

– Во-первых, не нам треснуло в головы, – возразил Корович, – а тебе, Михаил Андреевич. Во-вторых, если мы еще полежим тут, то скоро их богомоления закончатся, и народ начнет расползаться по домам, и тогда уж…

– В деревню… – я уже включил задний привод, начал выползать из боярышника. – Пулей возвращаемся в деревню…

Мы бежали в обход леса, как благочестивые христиане от адской сковородки. Сердце колотилось: не успеем, не успеем, надо же так опростоволоситься… Ползли по огородам, приближаясь к остроконечным строениям, огороженным худыми плетнями. Да тут был настоящий город, где ее искать… На холме в отдалении возвышалось приличное двухэтажное строение, обнесенное высокой оградой – предположительно жилище пастыря и его «богородицы». Правее, среди деревьев и чересполосицы оврагов, громоздились строения рядовых членов общины. На холме за левым плечом продолжало бесноваться «мероприятие» – там орали люди, мельтешили огни факелов, – и над всей этой мерзостью царила огромная ядовитая луна с выпуклым Морем Спокойствия…

– Ты, главное, не психуй, – приговаривал Корович. – Давай рассуждать логически. В двухэтажку за забором твою телку вряд ли определят – пастырь должен к ней присмотреться, попробовать, так сказать… уж извиняй за правду жизни. Да и богородица на первых порах неизвестно как отнесется к прибавлению в семействе. Тоже должна присмотреться. Так что держат ее, скорее всего, где-то в домах… рядовых граждан. И держат, разумеется, с охраной, как же иначе? Так что давай действовать осмысленно, хорошо присматриваться, а главное, не врываться во все подряд помещения. И помни, что наше с тобой мероприятие называется не «паника»…

Звучало что-то сермяжное в поучениях коллеги. Теперь я был спокоен – время, в сущности, оставалось. Мы вползли в деревню. Деревня как деревня – что-то среднее между загибающимся русским селом и стойбищем африканского племени. Дома построены кое-как, из досок, плохо состыкованных бревен. Завалившиеся сараи, курятники, издающие характерный аромат, поленницы с дровами. Чуть поодаль была, похоже, «городская площадь» – место для всенародных гуляний и озвучивания «эпохальных» решений пастыря: там возвышался здоровый, высотой не менее пяти метров крест.

Мы крались мимо домов, заглядывали в крохотные оконца. Беременная женщина с некрасивым веснушчатым лицом при свете лучины что-то штопала, сидя на колченогом табурете. Доносилось монотонное старческое бормотание: аборигены молились, отходя ко сну. Старики в деревне, стало быть, имелись. Их не пускали на гору, там дело молодое. А все «годные», крепкие, пышущие здравием (а главное, не беременные) в этот час собрались под Рогатой скалой… Мы метнулись за сарай, когда скрипнула дверь и на крыльце образовалась толстая «пенсионерка» с палочкой. Сошла со ступеней и направилась, прихрамывая, к выгребной яме, от которой распространялся ужасающий аромат…

Из следующего дома вышел мужик с автоматом…

– Есть… – сдавленно прохрипел Корович и прижал мой затылок к земле.

Выглядел охранник, на наш взгляд, неважно – в смысле, был достаточно высок, плечист, и автомат в его руках не выглядел той вещью, которую он впервые увидел. Потоптался на крыльце, широко зевнул. Потом зажал рот ладонью, пугливо посмотрел по сторонам. Ох, уж эти забитые в голову комплексы… Зашаркали ноги, из-за хибары вывернул второй, такой же, подошел к первому, и «братья во Христе» стали тихо переговариваться. Временами оба поворачивали головы, обращая взоры к бурному празднеству на горе. Все их помыслы были там. Но служба есть служба. От скалы раздался дружный рев – там происходило что-то интересное. Охранники вытянули шеи. Поэтому не было ничего удивительного, что когда они повернулись, рядом уже стояли двое посторонних. Они и удивиться не успели.

– Воистину отрадная ночь, братья, – проворковал я. Мы ударили прикладами одновременно, как и договаривались. Треснули закаленные в богомолениях лбы. Охранники свалились, как подкошенные. Мы взяли их за ноги, отволокли за крыльцо. Вроде тихо было в округе. Сердце учащенно билось – а вдруг ошиблись мы, а вдруг охрана у хижины стоит по другому поводу…

Но мы не ошиблись. Бог (который один на небе) услышал наши мольбы – направил в нужном направлении. Свеча горела на столе… В избушке было душно, пахло мочой и капустой. Нестираные занавески, истоптанный дощатый пол, мебель – одно название, посуда – плотно закрытые горшочки на печке, обвязанные ветками можжевельника. Не чурается местный люд суеверий – посуду следует накрывать, чтобы отогнать нечистую силу, и можжевельник – для того же… На продавленном топчане лежала, укрытая колючим солдатским одеялом… Анюта. Она спала. А может, не спала, а была в глубоком обмороке. Личико землисто-серое, мешки под глазами, слипшиеся волосы разбросаны по тощей подушке. Правая рука лежала поверх одеяла и была привязана веревкой к ножке топчана. Можно не расписывать, какое облегчение я испытал…