Владимир Митрофанов - Охотники на «кидал», или кооператив сыщиков

— Ты чё такой дерзкий? — наклонился он к Ванечке, покачивая плечами и растопыривая пальцы.

Заблудившийся поезд с безумным грохотом и визгом несся по туннелю. Ванечка ничего не ответил, продолжая смотреть гопнику в глаза, словно хотел увидеть там хотя бы искру разума, но так и не увидел. Так смотрят в глаза горилле.

— Слышь, короче, чё ты тут лупишься?

Гопник замахнулся и тут же получил прямой встречный удар в подбородок снизу такой силы, что у него щелкнули челюсти, а сам гопник, взбрыкнув ногами, взлетел и приземлился затылком об пол — аж вагон содрогнулся — потеряв при этом свою кепку-таблетку, которая тележным колесиком укатилась далеко в другой конец вагона. Второй близнец тут же ринулся в бой, пытаясь достать Ванечку ногой, но попался в простейший блок-захват, нелепо запрыгал на одной ножке, а потом скукожился, получив кулаком короткий и жесткий удар в пах. В этот самый миг вагон и прикатил, наконец, на долгожданную «Василеостровскую». Ванечка благополучно выскочил на платформу, двери с шипением закрылись за ним, и поезд увез гопников дальше — к «Приморской».

Ванечка же, опустив голову, ринулся к эскалатору. На всякий случай принял меры к маскировке, если наверху стоит камера: снял и вывернул наизнанку куртку, натянул на голову бейсболку, напялил очки с простыми стеклами, нацепил на рубашку галстук. Это уже вошло в привычку. Милиции, однако, наверху не оказалось. Без помех вышел он на улицу, всей грудью вдохнул прохладный ночной воздух. О гопниках он совершенно не беспокоился. Однажды Кот после подобной сшибки, без особых эмоций засадив какому-то гопнику ботинком в лоб, так что раздался явный хруст, заявил: «Гопники — существа очень живучие, причем гораздо более живучие, чем их далекий предок — человек».

Кстати, так уж получилось, что Ванечка оказался на одной ступеньке эскалатора с девушкой из вагона. Та вылупилась на него во все глаза с ужасом и восхищением одновременно.

— Надо покупать машину! В метро ездить совершенно невозможно: хулиганы задолбали! — только и нашелся промямлить Ванечка.

Сбежав по ступеням от выхода из метро, Ванечка устремился к своему дому. На этот раз он решил проскочить побыстрее — через проходные дворы. В одном месте тусовалась компания подростков, Ванечка пронесся мимо них. Тех, видимо, задело, что он не обратил на них никакого внимания, они свистнули в спину, кто-то даже крикнул вслед что-то, типа «дай закурить», Ванечка отмахнулся от него, как от назойливой мухи, и тут же этот кто-то рванулся его догонять с криком «Стой, пацан!», и сразу же со словами «Да пошел ты на хуй, мудак!» крепко получил в рыло. Затем чертыхающийся Ванечка вернулся к гомонящим тусовщикам. Со вторым, стоящим у стены, получилось еще интереснее: Ванечка сходу ударил его в лицо, тот с отвратительным костяным стуком тюкнулся затылком об стену, сполз вниз и повалился набок, как марионетка, у которой обрезали веревочки. Третьему парню жестко досталось ногой по ребрам, и он, согнувшись, отскочил, заковылял прочь, подвывая: «Ты чё? Бля, больно, нах!» Двое оставшихся тут же отбежали в сторону и даже не пытались нападать. Три девчонки с сигаретами в зубах застыли, будто замороженные. Это было как избиение младенцев. Мамаши их наверняка завтра будут вопить: «Наших детей безнаказанно избивают во дворах хулиганы! Куда смотрит милиция?»

Далее Ванечка добрался до дому уже без приключений, сразу же скинул кроссовки и носки, босиком, оставляя влажные следы, прошлепал по прохладному полу на кухню, первым делом залез в холодильник: там лежал вялый пучок укропа, три яйца, открытый пакет майонеза неизвестной давности. «Супер!» — Ванечка поджарил яичницу, мигом проглотил ее прямо со сковороды без хлеба и лег спать. Радио на кухне что-то бормотало, идти его выключать было лень. «Скучно спать одному», — последнее, что подумал Ванечка, даже не погружаясь, а буквально падая в сон, как подводная лодка на морское дно — в мягкий и прохладный ил.

В самом конце июля вышел из отпуска загорелый дочерна Корабельников с облупленным носом, привез местного, довольно паршивого, вина, поделился летними впечатлениями:

— В Темрюке есть огромная территория, огороженная высоченным забором, даже не забором — стеной, наподобие Берлинской, с видеокамерами по всему периметру и кольцами колючей проволоки, пущенной по верху. Кто там живет, что за люди — никто не знает. Какая-то элита из Краснодара или откуда-то еще. Проход к морю для местных жителей теперь полностью перегорожен. Однажды местные взорвали забор. Это было началом партизанской войны. Тут же был вызван взвод карателей: то ли ОМОН, то ли частная охранная контора. Тех из местных боеспособного возраста, кто был пойман на улице, жестоко избили. Классическая тактика карателей: за одного отвечают все. Чтобы неповадно было. Еще и завели уголовное дело по статье «терроризм». Местные милиционеры, впрочем, искать никого не стали. Это было своего рода сопротивление местных полицаев. Охранники одного местного поймали и начали пытать. Тот, выдержав пытки и ничего не сказав, поскольку действительно ничего не знал, был выкинут за ворота, как кусок мяса. Его отправили в районную больницу, где он отлежал целый месяц. Вышел на костылях. А за что задержали и покалечили, знаешь? Что-то он там вякнул про «Водный кодекс». Те хохотали до колик: «Он сделан для тебя, быдло, но не для нас»…