Анатолий Бурак - Сентиментальное путешествие в Россию

Я клевала носом, когда, судно сбрасило скорость и, судя по небольшому крену, начало разворачиваться. Манёвры могли означать только одно: куда-то приплыли. Щёлкнули наручники но — увы — меня не освободили. Вместо этого, сопровождающий пристегнул браслет к собственной руке и потянул, как собачонку.

Шли довольно долго. Сначала поднимались по скользким и, несмотря на забивавший обоняние колпак, сильно воняющая гнилыми водорослями, ступенькам. Потом, судя по ощущениям, двигались по дороге, вымощенной крупными, и не так чтобы ровными, булыжниками. Затем остановились, и что-то лязгнуло. Привёзший сюда человек заговорил на гортанном языке. Понять, конечно, не представлялось ни малейшей возможности. Но было ясно, что речь идёт обо мне.

Мучительно гадая: что бы это значило? и, при этом отчаянно трясясь от страха, я затаила дыхание, вслушиваясь в интонацию. Хотя, кто этих варваров, разберёт? Может, убить человека — для них ежедневный, набивший оскомину труд?

Беседующие пришли к консенсусу и меня снова поволокли вперёд. Судя по стене, на которую то и дело натыкалась, путь пролегал по коридору. Вытянув левую руку, я нащупала опору. Иногда попадались металлические двери, из чего сделала однозначный вывод, что нахожусь в тюрьме. Не зная, плакать — всё же, казематы не лучшее место для молодой женщины — или радоваться — так как не пристрелили, выбросив тело на съедение морской живности — готова была застонать от бессильной ярости.

Наконец, остановились и, сняв оковы, конвоир резким движением сдёрнул набивший оскомину балахон. Не успела высказать уроду всё, что о нём думаю, как меня подтолкнули и за спиной послышался звук поворачивающегося в замке ключа.

Тусклая, засиженная мухами электрическая лампочка больно резанула глаза и, зажмурившись, я плюхнулась на топчан.

С новосельем, Мери!

Вот и не верь после этого философам, утверждающим, что всё в этой жизни происходит по спирали! Ощущение Дежа-Вю оказалось таким сильным, что досадливо хлопнула себя ладошкой по щеке. В данной безнадёжной ситуации, только с катушек съехать не хватало. Мало, что ли неприятностей на мою бедную голову? Я не в Москве, а в лапах безутешного Саид-Керима. И, похоже, спешить на выручку в этот раз — увы — некому. Если же учесть, что вряд ли миллиардер станет пачкаться, требуя выкуп, то дела мои более чем плохи. Я бы даже сказала, безнадёжны.

Я сплюнула на пол и улеглась, заложив руки за голову. Тоже мне, герои! Сунули бедную девушку в камеру и думают, что всё можно? Что я, тюрем не видела, что ли?

На этой «оптимистичной» ноте и заснула.

Жёсткого режима здесь, к счастью, не завели. Будить и пристёгивать нары к стене никто не собирался. Принесли миску дурно пахнущей баланды и кусок непропеченного теста. Отщипнув пару кусочков, выяснила, что не голодна и принялась пялиться в окно, для чего пришлось встать на цыпочки. Ничего интересного, кроме унылой водной глади не увидела, и вновь повалилась на нары.

Хреново.

Особенно, если принять во внимание, что на графа Монте-Кристо я явно не тянула.

Но понежиться не дали. Смуглый усатый мужик в серо-зелёной форме, как брат близнец похожий на Саддама Хусейна, заглянул в камеру и, поскольку не знал ни одного слова по-английски, призывно махнул рукой. Я выбралась в тёмный коридор и, заложив руки за спину, зашагала за вертухаем. Впрочем, путешествие было недолгим и, вскоре повернув в замке до карикатурности здоровенный ключ, он распахнул дверь.

Я невольно сделала шаг назад, ибо коротать срок в одном помещении с мужчиной — удовольствие не из приятных. А, вдруг он сексуальный маньяк? Или, ещё что похуже?

Давно не стриженный и заросший рыжевато-русой бородой узник повернулся и, заорав что есть мочи: «Мишка»! я бросилась ему на шею. Пожалуй, такой расклад придётся мне по душе!

Естественно, при условии, что никто не станет подглядывать!

— Господи! — Он зажмурился и потряс головой, словно отгоняя наваждение. — Как ты здесь оказалась?

Отвечать не стала, так как была занята, осыпая поцелуями светившиеся недоумением глаза.

— Я уже не надеялась!

— Как ты сюда попала! — С силой оторвал он меня.

— Разве это теперь важно? — Я ласково гладила спутанные лохмы.

— А ну, пошли вон! — Неожиданно рявкнул Мишка, глядя в сторону выхода.

Не знаю уж, заслужил ли Михаил славу крутого мужика или, в тюремщиках на мгновенье проснулась совесть, но церберов как ветром сдуло.

— Ну, ты даёшь! — Восхитилась я.