Алистер Маклин - Партизаны

— Мой дорогой Петер! — вскричал он.

Майор остановил его взмахом руки.

Немногие могли обращаться к нему по имени, но немногие перед войной обучались в Белградском университете у весьма уважаемого и почтенного профессора Джордже, специализировавшемся на западноевропейских языках. Толстяк владел — не говорил, что владеет, а именно владел по меньшей мере дюжиной иностранных языков. Представление же оп имел о значительно большем количестве.

— Простите, простите, Джордже, — Петерсен оглядел обширные профессорские формы. — Хотя вы утверждаете, что вас никто не заметил, я убежден — к завтрашнему утру, а может быть, даже раньше, полковник Лунц будет знать, что вы и Алекс кружили по близости. Навряд ли его это смутит — от меня он не ожидает ничего другого. Однако полковник не узнает, что юный Михаэль фон Карали вскоре после нашего ухода бросился к рации и передал кому-то некую информацию. Хотелось бы мне знать, какую именно... Немного подумав, Джордже сказал:

— Алекс и я можем выяснить это на катере завтрашней ночью.

Петерсен помотал головой.

— Я обещал полковнику Лунцу доставить их целыми и невредимыми.

— Кто для нас этот полковник? — промолвил толстяк. — И что для него ваше обещание?

— Нам важно доставить этих людей невредимыми.

Джордже с досадой постучал себя по голове.

— Видимо, возрастное, — заметил он.

— Все в порядке, Джордже, — успокоил его Петерсен. — Нормальная профессорская рассеянность.

Полковник Лунц не предоставил в распоряжение Петерсена и его спутников ни почетного «хорха», ни хотя бы мало-мальски приличного автобуса. Они пересекали Италию в кузове обшарпанного грузовика с колесами из литой резины и полностью разбитыми рессорами. Крышей его служил брезент, натянутый на стальных обручах. Если учесть, что температура воздуха в горах была по-настоящему зимней, то поездку можно было в определенном смысле назвать замечательной. Ко всем перечисленным прелестям добавлялось зловоние выхлопных газов, смешивающихся с дымом вонючих сигар Джордже. Щадя обоняние попутчиков, толстяк уселся у заднего борта. В те редкие мгновения, когда он не курил, Джордже то и дело запускал руку в корзину, заполненную бутылками с пивом, которая стояла у его ног. Он держался бодро и казался абсолютно невосприимчивым к холоду. Впрочем, так оно и было — природа снабдила Джордже надежной теплозащитой.

Фон Караяны, одетые в зимние куртки, сидели на жесткой скамье грузовика нахохленные и молчаливые. Это можно было считать естественной реакцией на холод и невообразимую тряску, но Петерсен подумал, что со вчерашнего вечера прошло слишком мало времени, чтобы их обида улеглась. Возможно, причиной их унылого вида стало соседство с Алексом, хмурое мрачное лицо которого не располагало к жизнерадостности и веселью.

В полдень путники остановились пообедать в крохотном высокогорном селении близ Корфиньо. Они покинули Рим в семь утра, за пять часов преодолели лишь сотню миль, хотя, принимая во внимание дряхлость грузовика и запущенное состояние горной дороги, это было совсем неплохо. Еле переставляя затекшие и промерзшие до костей ноги, путешественники не без труда перевалили через откидной борт машины и, очутившись на земле, огляделись.

Селение состояло из нескольких убогих хижин, почтовой конторы и маленькой гостиницы. Соседний Корфиньо мог дать деревушке значительную фору по части удобств и комфорта, но полковник Лунц был патологически помешан на секретности. К тому же, как и большинство старших офицеров вермахта, он скептически относился к своим итальянским союзникам, считая их сплошь предателями и шпионами.

Хозяином гостиницы оказался худой, робкий, едва ли не испуганный человек, что выглядело несколько странным для представителя этой профессии. Явно неловкий официант, назвавшийся Луиджи, после приветствия не издал ни звука. Сама по себе гостиница оказалась довольно неплохой, хотя бы потому, что тут было тепло, пища — сносной, а бутылки с вином и пивом, которым, как всегда, увлекся Джордже, возникали на столе, точно по взмаху волшебной палочки.

Беседа скрашивает любое застолье. В дальнем конце небольшого зала водитель и его напарник, а на самом деле охранник, ехавший в кабине со «шмайсером» под сиденьем и «маузером» в кармане, говорили почти непрерывно. У троих же из пятерых, обедавших за столом вместе с Петерсеном, языки были будто парализованы. Алекс ел, по обыкновению молча, словно размышляя о чем-то чрезвычайно загадочном и важном. Зарина и Михаэль, по собственному признанию, есть не хотели. Они ковырялись в тарелках и отваживались что-либо промолвить только тогда, когда к ним обращались напрямую. Сам Петерсен отдыхал, ограничив свое общение с компаньонами дежурными репликами и любезностями. Лишь неутомимый Джордже старался как-то разрядить обстановку, и, надо признать, его природная болтливость приносила некоторые плоды. Усилия Джордже были направлены исключительно на фон Караянов. Вскоре, как и предполагал Петерсен, подтвердилось, что они — словенцы австрийского происхождения. Стало также известно, что брат и сестра закончили начальную школу в Любляне, а среднюю — в Загребе, после чего обучались в Каирском университете.