Чингиз Абдуллаев - Уйти и не вернуться

– Что? – не выдержал Орлов. – Еще адвокатов нам не хватало. Развели бардак, понимаешь.

– Говорите, – Асанов уже понял, что случилось нечто серьезное.

– Сегодня ночью у старшего лейтенанта Чутова умерла жена в больнице, во время операции. Двое детей остались дома одни. Их взяла соседка, Акбар Алиевич, – очень тихо сказал Машков.

В комнате наступило молчание.

Орлов крякнул от неожиданности.

– Почему вы сразу не рассказали? – покачал головой Асанов.

– Я подал рапорт, товарищ генерал. Он у вас в кабинете, – ответил Чутов.

– Недели не хватит, – вздохнул Асанов, – даю вам один месяц. У вас есть кому оставить детей?

– Нет, товарищ генерал. Мы с женой – детдомовские, – немного виновато ответил Чутов. – Наверное, подам рапорт об увольнении.

– Идите, Чутов, – отпустил его генерал. – Машков, вы останьтесь.

– Стойте, – приказал Орлов и, помолчав, негромко попросил: – Извините меня, старший лейтенант, я не знал.

Чутов кивнул головой.

Когда за ним закрылась дверь, Орлов с досады ударил кулаком по столу.

– Вот парень – кремень. И ведь не говорил ничего.

– Машков, нужно помочь ему, – предложил генерал, – по нашему обычаю.

– Взять вещмешок? – спросил Машков.

– Да.

Это был обычай, свято соблюдавшийся в элитарных группах военной разведки. В случае гибели товарища остальные собирали деньги для его семьи. При этом приносился вещмешок, и каждый бросал туда деньги. С таким расчетом, чтобы не было видно, кто сколько дал. Считалось, что каждый дает в меру своих возможностей.

– Подождите, – остановил Машкова генерал Орлов, доставая из кармана все деньги, какие у него были. Зажав их в пятерню, он подошел к майору.

– Для его детей.

Затонский вытащил бумажник, достал деньги.

– От меня тоже.

Асанов кивнул Машкову:

– Зайдешь ко мне вечером. Оставь вещмешок в столовой, пусть ребята видят.

– Сделаю, товарищ генерал.

После ухода Машкова все долго молчали.

– Люди у вас отличные, – заметил Затонский, – и обычаи хорошие.

– Нужно будет заменять Чутова, – задумчиво произнес Асанов, – искать ему срочную замену.

– Не нужно, – возразил Затонский. – Из Москвы к нам завтра приедут еще два сотрудника, Семенов и Елагин. Они оба альпинисты, мастера спорта. Передаются вам для помощи в горах, во время перехода. Итого, вас будет девять человек.

– Аналитики уже работают? – поинтересовался Орлов.

– И наши, и специалисты СВР, – пояснил Асанов. – У москвичей есть очень интересные наработки, они нам пригодятся.

– Нужно форсировать отправку группы, – Затонский посмотрел на полигон, где появились Рахимов и Чон Дин, – у нас очень мало времени. Через три дня вам нужно отправляться. Вы, генерал, все-таки очень храбрый человек.

Колонны танков, перейдя государственную границу, двигались в сторону Кабула по основной магистрали: Кундуз – Баглан – Чарикар – Кабул.

Сороковая армия входила в состав Туркестанского военного округа. Несколько усиленная за счет соседних округов армия, перешедшая границу, насчитывала более восьмидесяти тысяч солдат и офицеров. Позднее ее численность выросла и перевалила за сто тысяч.

Зима восьмидесятого в Афганистане выдалась спокойной, без привычных ветров и ураганов. Советские полки, получившие первоначальную задачу встать гарнизоном по всем крупнейшим городам страны, выполнили поставленную задачу довольно легко.

Все-таки прав оказался Андропов, а не Огарков. Афганская армия не оказывала во время вторжения почти никакого сопротивления. Деморализованная переворотом Амина и последующим заявлением Кармаля, запутавшаяся в громких социалистических лозунгах, не понимавшая целей и задач советского вторжения, афганская армия покорно приняла вторжение «шурави» – советов, как потом стали называть советские войска. Население тоже не оказывало большого сопротивления.

Неграмотные крестьяне и кочевники не совсем понимали, что нужно чужим танкам в их спокойной стране. Многие южные племена, мигрирующие по афгано-пакистанской границе, вообще не особенно интересовались, кто стоит у власти в Кабуле, какой режим, какие лозунги. Они вели достаточно автономный образ жизни, лишь формально подчиняясь центральной власти. В пустынях Регистана или Гармсера вместо законов применяли обычаи, зачастую основанные на нормах корана и житейской логики.

Но изменение ситуации афганцы почувствовали почти сразу. Через пять дней после вторжения советские войска вошли в Кандагар и двинулись на юг перекрывать границу якобы от вмешательства извне. Сама утопичность этой идеи стала ясна уже в первые дни после вторжения. На многих участках южной границы вообще не было обозначений. Даже местные жители не всегда могли точно определить, где находится пакистанская сторона, а где афганская.