Чингиз Абдуллаев - Уйти и не вернуться

По плану Асанова, они должны были идти к северу от Ишкашима и там, высоко в горах, переходить практически никем не охраняемую со стороны Афганистана границу. Но вместо того, чтобы спешить к границе, Асанов решил сделать еще один привал в горах, совсем рядом с Ишкашимом. На всякий случай он хотел еще раз проверить, не появятся ли его офицеры даже после контрольного срока.

Идти в Ишкашим ему было нельзя, и он скрепя сердце вновь отправил Чон Дина. После своей громкой победы в городке могли появиться люди Нуруллы, а лекаря, побывавшего в их лагере, многие знали в лицо, запомнив его внешность и походку. Поэтому у Асанова не было никаких иллюзий, и он отправил в Ишкашим Чон Дина.

Капитан шел в город своей привычной, расслабленной походкой, как-то смешно семеня небольшими ногами. Это была типичная походка живущих на севере корейцев, киргизов, китайцев, за одного из которых вполне мог сойти Чон Дин.

За час до условленного срока капитан вошел в город, направляясь в местную чайхану, служившую своеобразным мужским клубом [12] Во многих мусульманских странах чайхана, или чайная, является местом, где не только пьют чай. Это скорее своеобразные клубы по интересам, где встречаются мужчины, обмениваясь последними новостями из жизни города, страны, своего кишлака. В таких местах процедура чаепития – это целая церемония, когда чайник подается только заваренным на крутом кипятке. Рядом обязательно должен быть колотый сахар и нарезанные ломтики лимона. Иногда в чайных подают и другие сладости, но это не место, где можно поесть или тем более выпить. Громко говорить в таких местах нельзя, здесь скорее услышишь тихую, размеренную речь. Очень многие и важные вопросы часто решаются именно в таких местах, столь любимых мужчинами. Излишне говорить, что присутствие женщины в чайхане крайне нежелательно. .

Там уже сидело несколько десятков стариков, неспешно обсуждавших вчерашний бой между людьми Алимурата и Нуруллы. Говорившие склонялись к мысли, что Алимурат, посягнувший на чужое добро, был не прав, а значит, по воле Аллаха, получил вполне по заслугам. Кроме всего прочего, здесь, в горах, вообще не любили бандитов.

Среди сидевших выделялись и несколько угрюмых мужчин в пестрых халатах и тюбетейках, расположившихся несколько в стороне. Они не принимали участия в общих разговорах, словно их не касалось происходившее в городе.

Это были люди Абу-Кадыра, вынужденные эмигранты, проигравшие гражданскую войну на своей родине и теперь проживающие в соседней стране. Заросшие черными давно не ухоженными бородами, они пугали горцев, привыкших к терпимости и религиозной сдержанности. В этих горах можно было встретить мусульман-суннитов и мусульман-шиитов, бахаистов и кришнаитов, буддистов и христиан. В многонациональных странах религиозная терпимость и уважение национального достоинства любого народа есть просто необходимое условие для существования данного государства.

Чон Дин, вошедший в чайхану, когда там уже сидело довольно много людей, выбрал себе пустой столик, стоявший почти у самых дверей. Спустя некоторое время к нему подсел какой-то старик, молча кивнувший головой в знак приветствия. Старик пил чай молча и не произнес с момента своего появления ни слова. И лишь выпив две пиалы чая, традиционные таджикские чаши, подаваемые вместо стаканов, он вздохнул:

– Тяжелая жизнь настала в наших горах.

– Да, – осторожно согласился Чон Дин.

– Вот уже сколько лет убивают, а никак кончить не могут. Люди привыкли к виду крови, – покачал головой старик.

– Это война, – понимающе пожал плечами Чон Дин.

– Это наши души, – возразил старик. – Мы ожесточились. Разве мы раньше отрубали головы пленным, разве мучили женщин и детей?

– Мы сильно изменились, – согласился Чон Дин, – но женщин и детей нельзя мучить. Это большой грех.

– Да, – кивнул старик. – А вчера, когда эти безбожники стреляли друг в друга, столько молодых людей, совсем детей, погибло. И никто не сказал ничего, словно так и должно быть.

– Это вертолет, «летающая машина», – решил показать свою осведомленность Чон Дин.

– Это наши больные души, – снова назидательно произнес старик, – и ничто нам больше не поможет.

– Может быть, Аллах еще сжалится над нами, – Чон Дин посмотрел на часы, до условного момента встречи оставалось двадцать минут.

– Аллах отвернулся от нас за наши грехи. Вот недавно мой сосед привел домой молодую жену, – продолжал неспешно старик, словно рассуждая сам с собой, – а никто не знает, откуда взялась эта женщина, кто она такая, где она была раньше. Просто она была в горах, и мой сосед решил ее забрать. Но мы все были против. Мы не знаем, кто она такая. Может, эта женщина убила своего мужа. А может, она была раньше недостойной тварью, которые торгуют собой на базарах Кабула, да накажет их Аллах за их нечестивые деяния. Мы не знаем. А раз не знаем, то и не верим. А раз не верим, то не должны брать в свой дом. Ибо есть она порождение Иблиса, и грех идет от женщины.