Александр Жиров - Амулет смерти

— Как?!

У Бориса отвалилась челюсть. Застыла в воздухе перепачканная потрохами рука с ножом.

— Ну, у нас считают, что человек находит партнера вне семьи тогда, когда в семье ему не хватает динь-динь. В этом никто не видит ничего плохого. Только посмеиваются над теми, кто не в силах удовлетворить супруга. Иногда дают им обидные прозвища.

Борис снова крепко задумался.

— А вот представь, что жена застукала мужа с другой женщиной. Где-нибудь под пальмой, — медленно произнес Кондратьев-младший. — Неужели постоит, посмотрит и уберется восвояси?

— Застукала? — спросил сам себя Кофи, вспоминая все значения этого слова. — Если застукала, может и в драку полезть. Но когда драку будет разбирать племенной суд, он не примет сторону жены.

— А кто входит в состав вашего суда?

— Я, — твердо ответил Кофи.

— А сейчас, когда ты здесь?

— Старший из моих двоюродных братьев. Но поскольку он лишь заместитель вождя, то не имеет права судить единолично. Он делает это вместе с главным колдуном.

Борис швырнул кошкам случайно попавшего в мешок ерша и задумчиво спросил:

— А как их зовут?

— Кого?

Кофи тоже расправился с последней рыбкой и вытер нож о траву.

— Брата и колдуна.

— Уагадугу. Уагадугу и Каплу.

Борис кивнул:

— А, понятно… Ладно, дружок. Будь добр ополоснуть мешок. Вон, из бочки с дождевой водой. А я схожу к этому… Бабуль, как его имя-отчество?

Из сарая показалась замотанная платком голова Любови Семеновны:

— Чье, Боренька?

— Да этого, дедова друга. Учителя!

— Петрухина, что ль? Павел Исидорович!

Голова скрылась в сарае.

— Слыхал, Кофи? Исидорович! Хрен запомнишь. А ты со своим Уагадугу… Бабуль, я дом-то его не помню точно! Кажется, после водокачки. Но вот какой: второй или третий?

На этот раз Любовь Семеновна выбралась из сарая вся. И даже с вилами в одной руке. Другой рукой она указала на краснокирпичную башню водокачки:

— Вон, видишь, сперва черепичная крыша, там зять президента АО «Заря» живет. После, видишь, шиферная, это дом главного зоотехника АО. Видишь?

— Ну вижу! — сказал Борис.

Кофи Догме, болтая в мешке воду, внимательно проследил за направлением их внимания. Тузик, злобно урча, не спускал глаз с черного человека.

— А следующая, третья, и есть крыша Петрухина.

— Это под рубероидом которая?

— Точно, Боренька, точно. Течет она у Пашки. Плесень на стенах…

— Ну, я пошел, бабуль… Ах да. Бабуля, дай этому черномазому крупной соли.

Рыба ж пропадет.

— Внучек ты мой дорогой! Ну разве можно так о своем друге? Как у тебя язык поворачивается?

Борис даже улыбнулся:

— Богемный человек необидчив. Обидчивы ничтожества, а с ними скучно.

— А если я не богемный? — буркнул Кофи.

— Тем более будем тренировать. Надо стремиться стать богемным. Я ведь не обижусь, если ты меня назовешь «беломазым»!

Не сказав больше ни слова, Борис Кондратьев открыл калитку. Кофи вылил грязную воду из мешка и проводил взглядом фигуру друга в большущем желтовато-зеленом плаще. Который на самом деле был советской офицерской плащ-палаткой.

Немало имущества перетаскал в дом отца Василий Кондратьев. Прежде чем дослужился до должности командира полка спецназа.

Прежде чем покинул родную армию в звании полковника.

Промокший Кофи Догме сидел, прислонясь спиной к печи, и лязгал зубами от холода, когда вернулся Борис. Лицо его было мрачнее тучи.

— Ну что? — спросил вождь.

— Не знаю, — отрезал Борис. — Где бабуля?

— Здесь я, Боренька, здесь.

Надтреснутый старушечий голосок послышался прямо из-под грязных Борисовых сапог. Борис отскочил. Бабуля выбиралась из подпола с пустой банкой в руке.

— Петрухин ничего не знает, — выпалил Борис. — Дед к нему не заходил с прошлой пятницы.

— Ойк!

Любовь Семеновна издала странный звук, закрыла ладошкой рот и медленно опустилась на пол. Банка вывалилась из руки и покатилась к чернокожему гостю.

Ноги бабушки свешивались в темную пасть подпола. На них были валяные старушечьи сапожки, которые только и можно было купить в обувных магазинах при Советской власти. Запахло истерикой.

— Не надо, бабуль, — попросил Борис. — Может, он еще к кому мог зайти?

— Не-е-е-ет, — затрясла головой в платке Любовь Семеновна. — Не-е-е-ет!.. Раньше к Мишке-леснику захаживал, да Мишка тот уж семь лет как преставился.

Она разрыдалась. Борис смотрел молча, не зная, что предпринять.

— Может, в милицию? — предложил Кофи.