Александр Жиров - Черный амулет

— Отстань, дура! Не поеду ни в какой гараж. Оставлю тачку возле дома.

Борис грубо оттолкнул сестру и отобрал бутылку. Сделал несколько глотков.

— Ты можешь наконец объяснить, что произошло? Дедушка с бабушкой нашлись?

Борис смерил ее тяжелым взглядом.

Так он никогда на Катю не смотрел. Сказал:

— Дед не нашелся. Бабушка нашлась.

— Да?!

Катя запрыгала от радости. У ее семьи появился шанс.

— Да.

Борис снова приложился к бутылке.

Катя никогда не видела, чтобы он так пил. Из горлышка, без закуски. Она потребовала:

— Что с бабой Любой? Говори немедленно!

Водка сделала свое дело. Борис перестал быть роботом. Он скривил губы. Из глаз хлынули слезы. Как в далеком детстве, он бросился сестре на шею. Она поняла, что бабы Любы нет в живых, прежде чем брат, всхлипывая, сказал:

— Она умерла! Ее убили! Мы нашли ее…

Борис оттолкнул Катю и бросился в туалет. Она услышала звуки жуткой рвоты. И осталась стоять посреди гостиной.

Ломая пальцы. Тушь потекла с ресниц вместе со слезами. Катя Кондратьева походила на плачущего поэта Пьеро из сказки про Буратино.

Она услышала звуки льющейся воды.

Брат уже был в ванной. Пытался привести себя в порядок. Умывался, полоскал рот.

— Кто убил? За что? Где вы ее нашли?

Борис повернул красное измученное лицо:

— Кто, за что — никто не знает. Мы нашли ее… Катенька, это так страшно.

Бориса опять сотрясали рыдания.

В кресле пошевелился Василий Константинович. Он пытался встать.

— Папа, папочка, посиди, — бросилась к нему Катя. — Сейчас я тебе постелю.

Она схватила плачущего брата за руку и потащила за собой в родительскую спальню. Здесь Борис рухнул на колени.

Уткнулся лицом в подушку Елены Владимировны. Быстро разобрав постель, Катя устремилась за отцом. Ей пришлось буквально взвалить его себе на плечи.

— Сейчас, сейчас, — всхлипывал Борис, помогая Кате раздеть отца.

На кухне Катя попросила закурить.

— Рассказывай, наконец!

— Я так не могу! — взмолился Борис. — Давай сперва по рюмочке.

Она пододвинула бутылку.

— Пей. Мне нельзя. Я беременна.

Борис застыл с водкой в руке. Потом медленно осел на табуретку. Прошептал:

— От кого?

— Кофи любит меня, — вместо ответа сказала сестра. — Что произошло с бабулей?

— Тузик, — брат опять зарыдал. — Тузик лаял…

— Тузик — дворовый пес, ему положено лаять, — сказала Катя, пережидая плач двадцатилетнего парня, и вовсе не к месту спросила: — Кстати, его хоть кормит там кто-нибудь?

— Ну конечно, — ответил брат, борясь с рыданиями. — Григорьевна, соседка, и за птицей присматривает, и Тузику жрать носит…

Совершенно механически Катя пробормотала:

— Понятное дело. Григорьевне все достанется. Не переедем же мы в Васнецовку жить.

— Понимаешь, он все время лаял не в сторону улицы, а в сторону озера, — не слушая сестру, сказал Борис. — Лаял до хрипа, срывал глотку, некоторое время выжидал, а потом опять… Тогда я предложил папе спустить Тузика с цепи.

— И что?

Катя Кондратьева сидела с бледным лицом, сжав губы. Словно в коконе ужаса.

Куда бы она ни пошла, ужас теперь будет с ней.

— Тузик стал прыгать вокруг туалета.

Он буквально сходил с ума. Я открыл ему дверь. Тузик залез в сортир и стал лаять вниз, в дырку. Я потянул доску с дыркой.

Она была кем-то оторвана, а потом прилажена на место…

Катя поднесла ладонь к губам. Она все поняла. Борис опять зарыдал.

— Ее сразу туда или сперва убили?

Сквозь слезы Борис продолжил рассказ:

— Ее сложили в полиэтиленовый пакет и увезли на судмедэкспертизу. Месиво, свисающее с костей. Сразу — ни один эксперт ничего не поймет… Приезжала специальная бригада, яму вычерпали до дна, но деда не нашли…

— А папа?

Тяжкий вздох вырвался из груди брата:

— А что папа! Ты же видишь…

Он вспомнил дорогу из Васнецовки в Петербург. Он вел машину, слушал пьяный бред отца и думал: «Возможно ли после такого бреда протрезветь и опять превратиться в нормального человека?»

Борис опасался, что отец сошел с ума.

Слава Богу, мамы пока нет дома. Все, что он только что рассказал Катьке, пришлось бы рассказывать матери.

Катя тоже ждала, когда отец проспится.

Тогда он узнает об исчезновении своей жены.

В институт Кофи не пошел. Он как следует отоспался после двух тяжелых рабочих дней. Прошло уже почти три недели, как он вернулся в Россию. Накопилась целая куча грязной одежды.

Кофи собрал ее и отправился на первый этаж в прачечную. Прачечной сырое помещение называлось потому, что в нем имелось несколько ванн и стиральные доски.