Александр Шувалов - Притворщик

– Что может? – Степаныча уже вконец достал этот пьяный сопляк со всеми его дешевыми дипломами и собственным мнением по всем вопросам. – А может, это он нам сейчас наливает? – и указал на официанта.

– Не смешно, – легким движением ладошки Вайсфельд сделал халдею знак испариться. – Вон он ходит, вынюхивает, – и указал на Гену в моем образе, ласково обнимающего офисную дамочку за то место, где спина напрочь теряет свое благородное название.

Я вытер горлышко бутылки полотенцем и заспешил прочь от греха подальше.

Выкушав очередную порцию текилы, Вайсфельд оставил своего зама и направился «общаться на своем уровне». Посмотрев ему вслед добрым взглядом, тот остался за столом, налил себе сам и выпил.

Зайдя за угол, я достал телефон и связался с Фимой.

– Как?

– Второй номер в данный момент треплется по «аське» с очень интересным сабжем, – проходящий у нас под вторым номером Степаныч в тот момент пережевывал бутерброд с белорыбицей.

– Понял, конец связи, – и тут же набрал Степаныча.

– Ты, Стас? – старый служака едва не подавился.

– Ровно через пятнадцать минут вызовите к себе Толмачева.

– Зачем?

– Придумаете. Конец связи.

И, наконец, последний звонок.

– Да, – ответил мне мой собственный голос.

– Через полчаса будь в кабинете.

– Понял.

Я катил тележку с гастрономическим изобилием по коридору, приближаясь к кабинету Терехина. По дороге я стучал во все двери, предлагая обитателям кабинетов выпить-закусить от щедрот руководства. В одном из них двое уже изрядно поддатых сотрудника взяли бутыль сорокаградусной «на ход ноги». Два других оказались заперты. Из-за следующей доносилось, кудахтанье, сопение, полузадушенные стоны и охи. Я постучал в дверь. Охи и стоны прекратились, и хриплый мужской голос поинтересовался, какого черта мне надо.

– Выпивка и закуски, – бодро ответил я.

– Пошел нах... – и я пошел.

В этот момент дверь кабинета Степаныча отворилась. Вышедший оттуда аккуратно запер дверь и миновал меня, даже не удостоив взглядом.

Кто же смотрит на официанта?

Зачем, не понимаю, люди ставят двери из суперпрочной танковой брони, чтобы потом оборудовать их замками, сляпанными на скорую руку трудолюбивыми китайскими халтурщиками? Дверь в квартиру Терехина я открыл за какие-то десять секунд. Недурно, хотя до норматива мастера спорта международного класса по взлому я, конечно же, не дотянул, но во второй спортивный разряд уложился уверенно.

Я вошел в прихожую, достал небольшой фонарик и, включив его, посветил себе под ноги, чтобы не ступить куда не надо, потом вокруг себя и уперся взглядом в висящее на стене большое фото. Луч фонарика задержался на нем. Так, что это у нас? Ага, Андрей Степаныч собственной персоной, лет на двадцать моложе нынешнего, в обнимку с отдаленно на него похожей русоволосой девчушкой лет семи-восьми на фоне Вестминстерского аббатства в Лондоне. Оба улыбаются (девочка, – демонстрируя отсутствие переднего верхнего зуба) и держат перед собой руки с расставленными в виде букв «V» пальцы.

Я поднял кулак и с удовольствием треснул себя по лбу, отчего задремавшие было мысли забегали по черепной коробке. Боже, какой же я все-таки дурак! Перестав притворяться взломщиком, я включил верхний свет, прошел на кухню и поставил чайник на огонь. Потом достал из кармана трубку.

– Господин адмирал, это я.

– Уже подъезжаю, Стас.

– Не надо ехать на Войковскую, возвращайтесь домой, жду.

– Где?

– У вас дома, так что поднимать стрельбу сразу от входа и бросать гранаты не надо, я пришел с миром.

– Шутник, твою мать... – и он отключился.

Налив себе чаю, я закурил, откинувшись к стене, вспоминая прошедший день. Отпритворявшись прислугой и увидев все, что было надо, я вернулся в кабинет Толмачева, поменял второй раз за вечер внешность, теперь – на свою собственную и вернул свободу сидевшему в стенном шкафу, связанному с кляпом во рту официанту. Беднягу так достало все случившееся с ним, что первое время после освобождения он даже не мог говорить, только мычал и дергался. Однако он быстро пошел на поправку, получив оговоренный гонорар и еще тысячу евро сверху «за испуг». К нему быстро вернулись речь и хорошее настроение, и он даже выразил искреннюю готовность повторить это упражнение в любое удобное время за такие деньги. Вскоре он ушел, катя перед собой столик. Вернулся Гена в моем обличии, очень недовольный тем, что его оторвали от фуршета с офисными дамочками. Несколько раз звонил Степаныч, намекал на какие-то обстоятельства и требовал немедленной встречи. Я пообещал совпасть с ним через два часа на Войковской. Потом позвонила Марина, разговор получился немного странный.