Александр Шувалов - Джокер

— Какой-такое, сражаюсь, я ни с кем не сражаюсь. У нас мирный кишлак, правда? — все присутствующие в комнате согласно закивали головами, мирный, дескать, очень мирный. — Назови свое имя.

— Семен, Марус Семен Григорьевич, — бородач в камуфляже подошел к главарю и положил перед ним на ковер небольшой полотняный мешок. Тот запустил в него руку и достал паспорт и небольшую прямоугольную книжицу в коричневом кожаном переплете.

— Это мои документы, видите… — обрадовался пленный, по глубокой наивности полагающий, что сейчас же все прояснится и его освободят.

— У КГБ много документов, я знаю… — до того как стать светочем ислама и отцом нации в радиусе ста километров, Мухаммадназар Гадобоев неоднократно попадал в милицию за пьянки и дебош в общежитии душанбинского сельскохозяйственного техникума, студентом которого некоторое время числился. Поэтому он не без основания считал себя большим знатоком, просто-таки экспертом по спецслужбам. — Меня не обманешь.

— Вы можете проверить. Позвоните в редакцию, там меня все знают.

— Не бойся, проверю… — важно изрек главарь. До ближайшего телефона можно было добраться за какие-то сорок минут на вертолете или за трое суток на осле, но пленному знать об этом не полагалось. — Ты знаешь, что я с тобой сделаю, если ты соврал?

— Клянусь, я сказал правду!

Тем временем Гадобоев достал из мешка все, что там было, и разложил перед собой на ковре: паспорт, редакционное удостоверение, какие-то бумаги, два фотоаппарата, портативный магнитофон, блокнот, ручку, расческу, свитер и носовой платок.

— Это все?

— Еще бумажник был и часы, — наябедничал пленный.

— Встань, — скомандовал главарь и что-то коротко приказал на родном языке. Здоровяк в национальной одежде кивнул и вышел. Очень скоро вернулся, вытирая окровавленный кулак о полу халата, выложил на ковер довольно пухлый бумажник и часы с металлическим браслетом.

— Это твое?

— Мое! — радостно воскликнул пленник, шагнул вперед и протянул руку, собираясь вернуть себе свое. Сзади раздалось сдержанное рычание, и он в испуге замер.

— Уже поздно, — заявил Гадобоев, посмотрев на украшающие его волосатое запястье часы, еще совсем недавно принадлежавшие журналисту. — Тебе надо отдохнуть. Сейчас тебя отведут в гостиницу, — добавил что-то на родном языке, и продолжил под общий хохот — Мы очень добрые люди, и у нас всегда много гостей. Для них даже две гостиницы построили. В большой сейчас слишком много людей, поэтому ты пойдешь в маленькую. Сейчас мы будем кушать, а завтра с утра еще поговорим.

— Большое вам спасибо, уважаемый, — приложил ладонь к сердцу пленник и застыл в неловком поклоне, казалось, совсем не сознавая, в какое же дерьмо он влип. Типичный комнатный московский мужчинка в недавно еще щегольском «костюме плантатора», светлых полотняных брючатах и того же цвета рубашке навыпуск — белый пушистый кролик, исключительно по собственной дурости затесавшийся в компанию волков. — Могу я попросить немного воды? — жалобно проговорил он. — Очень пить хочется.

— Потерпи немного, — отмахнулся от него, как от мухи, главарь. — В гостинице плов будешь кушать, чай пить. Иди! — здоровяк в халате, как котенка, сгреб пленника за шиворот и потащил наружу.

Его проволокли через двор и подвели к странному строению. Стены из саманного кирпича, хилая крыша, покрытая вязанками травы, висящая на одной петле хилая дверца.

— Что это? — вскричал пленник. — Куда вы меня ведете?

— Уже привели, дорогой, — ласково отвечал конвоир, пинком ноги загоняя его вовнутрь. — Принимайте гостя, — сказал он двоим звероватого вида субъектам и удалился.

С трудом удержавшись на ногах, пленник остановился посреди помещения, с любопытством оглядываясь по сторонам. Два потертых коврика на земляном полу, деревянная лестница у стены. Круглое отверстие в полу с открытой металлической крышкой. Устойчивый запах анаши. Все.

Один из охранников достал ключ и отпер внутреннюю решетчатую крышку, второй поднес лестницу и опустил ее вниз.

— Залезай давай, — приказал он, хихикая.

— Не надо! — заорал пленник. — Я темноты боюсь!

— Не бойся, — засмеялся другой. — Темнота — друг молодежи… — и подтолкнул упирающегося пленника в сторону ямы.

— Я кричать буду! — заявил он, начиная спуск в темень и смрад.

— Кричи на здоровье — захихикали тюремщики.

Его голова исчезла, а потом опять появилась на поверхности.

— А можно, я буду петь?