Андрей Молчанов - Нити

— Предложения должны исходить от вас, — пожал плечами Муса. — Я — кто?

— Вот именно. Пока — никто. Сомнительный тип. Но ты же не будешь отрицать, что кем-то себя хочешь видеть? Но только не говори о том, что хочешь видеть себя исключительно студентом юрфака. Это так, приложение.

— Нет, это — основа, — сказал Муса. — Но если речь идет о сотрудничестве…

— О нем, родимом, о нем…

— Ну… Готов выполнить любое ваше задание.

— То есть, войти в состав агентуры.

— А почему бы и нет? Не мне вам объяснять, на чем держится оперативная работа. А я к ней способен. И, кстати, только у нас, в России, секретный сотрудник считается чем-то вроде порочной гниды. А в Штатах, слышал, это лицо, к которому проявлено особое доверие государства. И практически каждый обыватель так считает.

— Позицию понял, возвращаемся к истории с Советником…

— Я этой историей не управляю, — процедил Муса. — Что могу, то и делаю.

— Значит, настаиваешь на том, что брат жив и не смог встретиться с нами в силу объективных причин?

— Именно.

Пакуро и Гуменюк обменялись задумчивыми взорами.

— Понимаешь, Муса, что сегодня это обстоятельство будет самым определенным образом выяснено? — сказал Пакуро. — У тебя куча родственников в Чечне, а у нас, не скрою, не меньшая куча уважаемых тобой секретных сотрудников, живущих бок о бок с ними… Дальше продолжать?

— У моего брата — нелады с законом, — сказал Муса. — И его гибель — это легенда. Вы будете проверять легенду? В Чечне? Что же… попробуйте. — Взглянул на часы. — У меня, извините, деловое свидание. Должен идти. Если, конечно, не возражаете…

— На свободу с чистой совестью? — иронично прищурился Пакуро.

— Естественно…

— Ну, если человек выходит из этого кабинета самостоятельно, значит, совесть у него, по идее, действительно должна быть чиста, — резюмировал Борис. — Я провожу, Александр Викторович…

Оставшись в одиночестве, Пакуро дернул щекой в усмешливом и усталом негодовании.

Вот, проходимец… И ведь, что печально, не первый, и не последний… Тоже — своеобразные плоды демократии. Хотя такие издержки все равно куда более приемлемы, нежели незабвенные прошлые…

И всплыл перед глазами майора документик военного СМЕРШ, с которым ему по долгу службы как-то довелось ознакомиться:

Разсмотрев личность добровольного инфарматора, и с твердой убежденностью увериные в его правакаторских замыслах, пастановили: разстрелять!

Сержант госбезопасности С. Еремейко

Разсмотрели — разстреляли. Это лучше?

Припомнилась и крайность иного рода: лет десять назад, когда Пакуро еще работал в МУРе, в отдел пришло агентурное сообщение о готовящемся ограблении церкви — один из жуликов решил украсть ценную икону. День и час ограбления, а также личность мерзавца, загодя были установлены.

О готовящемся преступлении волей-неволей пришлось поставить в известность батюшку.

Выслушав сыщиков, священник сказал:

— А не лучше ли, сыночки, чем ловушки налаживать, поговорить с ним, да убедить раба Божьего, корыстью ослепленного, искушения избежать? А уж коли ему самому так эта икона нужна… Тогда — что ж? Пусть берет. Вдруг, он молится на нее станет, и вдруг, через святой лик Господь его вразумит? Нет, не надо в Божьем храме засад, не надо… Остерегите его…

Или так — лучше?

Вернулся Борис.

— Слушай, вот ты — человек верующий, — обратился к нему Пакуро. — Как думаешь, этот наш провокатор способен свою страсть ко всякого рода подлянкам отринуть? Или ему без щекотки нервов и комбинаций — никак?..

— Ну, это ему — равно, как в монастырь… — неопределенно ответил Боря.

— У мусульман монастырей нет. Почему, кстати?

— И у евреев нет, — сказал Борис. — Почему? Да потому, что, согласно обеим религиям, отречься от радостей жизни, значит, отречься от даров Всевышнего. Религии же эти, как мне один компетентный богослов объяснял, развивались из Ветхого завета, где сказано: плодитесь и размножайтесь. А в монастырях для такой директивы обстановка не способствует…

В полночь, едва Пакуро успел задремать, раздался надсадный гудок домофона. Чертыхаясь, он вылез из-под одеяла, подошел к укрепленному в коридоре переговорному устройству.

— Кто?!

— Александр Викторович? — донесся вежливый бесцветный голос. — Мы из ФСБ. Необходимо с вами поговорить.

Пакуро ошалело посмотрел на настенные часы.

— Прямо сейчас?

— Да, прямо сейчас.

— И вы думаете, я так к вам и побегу, захлебываясь от восторга? В чем дело?