Александр Белов - Бригада 15. Тень победы

Белов, к ее удивлению, не стал спорить, наоборот, сразу предложил вернуться в хижину.

А потом я поднимусь сюда один, хорошо?— он вопросительно посмотрел на нее.

Его упрямство вызвало в Лайзе раздражение и что-то вроде ревности. Значит, он может обойтись без нее? Она ему уже ненужна? Она почувствовала, что сама потихоньку превращается в гейзер. «Как он сказал? Чайник со свистком? Похоже, я сейчас начну свистеть!» ч

— Саша! Это обязательно? Ну, вот это все. Доказывать кому-то, что тебе наплевать на риск и опасность... Лезть на какой-то пик... Тебе не кажется, что в этом -чересчур много мальчишеского?

Белов задумался — на этот раз надолго. Они стояли и смотрели на фантастический, словно перенесенный сюда с другой планеты, пейзаж: залитые ярким светом желто-серые, с вкраплениями коричневого и оранжевого, скалы самых причудливых форм на фоне интенсивно голубого неба.

— Видишь ли, лучик мой, — наконец сказал он. — Жизнь, конечно, сложная штука. Но она, как ни крути, состоит из очень простых ответов на сложные вопросы. И, в конечном счете, все сводится к простому выбору: да или нет? Любишь или не любишь? Боишься или не боишься? Можешь или не можешь? Все очень конкретно, если ты, вместо того, чтобы философствовать и распускать нюни, умеешь принимать решения и действовать. Ты согласна?

— Мне наоборот кажется, что это на грани безрассудства, — не унималась Лайза. — Ради чего мы сейчас так рискуем?

Саша начала доставать эта ситуация. Может, спеть ей «Скалолазку» Высоцкого: «Я спросил тебя, зачем идете в горы вы?» Затем что горы — это преодоление своей слабости, это реперные точки, с которых видна вся мелочность и приземленность нашей повседневной жизни. Потому что это гормоны удовольствия, которые ты вырабатываешь сам, а не получаешь в виде наркоты или алкоголя. Он расстроился: если Лайзе надо что-то объяснять, значит, она от этого не ловит кайфа. Тогда не о чем говорить, есть другие темы для беседы, общие, где им есть что обсуждать.

— Мы сейчас решаем простой вопрос: можем ли мы подняться вдвоем на пик или нет? Ты права, я не могу рисковать тобой. Поэтому давай вернемся.

— А завтра ты пойдешь сюда один?

Белов в ответ только кивнул. Лайза тоже замолчала и ушла в себя. Это длилось около минуты. Все это время они не двигались с места. Саша вдруг подумал, что они достигли точки возврата. Если Лайза сейчас

решит вернуться, у них ничего не получится и придется расстаться. Не сегодня, так завтра, но навсегда. А ведь не хотелось бы. Почему же она молчит? Наконец он не выдержал й спросил:

— Ну? О чем ты думаешь?

— Я решаю простой вопрос, — в тон ему ответила Лайза.

— Какой?

— Отпустить тебя одного или идти вместе.

— И что ты решила?

— Попробуй догадаться. — Лайза повернулась и зашагала вверх по узкой извилистой тропинке, с трудом умещавшейся на самом краю пропасти.

Белов почувствовал такое облегчение, будто внезапно перешел в состояние невесомости: в несколько прыжков он догнал Лайзу и положил ей руки на пояс. Она остановилась.

— Я рад, что ты поступила именно так, — сказал Саша, разворачивая ее к себе.

— Я твоя скво, — без всякой позы ответила Лайза, — а ты мой вождь — Белый Медведь. Разве это не прекрасно?

Этот тяжелый для обоих разговор завершился поцелуем примирения. Они сделали очередной шаг друг к другу и стали еще ближе...

Лайза не пожалела, что поднялась на пик: вид отсюда открывался ни с чем не сравнимый. Она испытала одно из самых сильных потрясений в своей жизни. Это было состояние эйфории и благодарности Саше зато, что он настоял на своем и поднял ее над землей. Наверное, нечто подобное испытал Иисус, когда дьявол в пустыне открыл перед ним все дали и царства земные. Только здесь, в горах, было одно царство — дикой природы, а Саша не искушал, а делился ,с ней радостью единения..

Лайзе показалось, что у нее выросли крылья, захотелось подойти к краю пропасти, броситься вниз. Это было ощущение, что они одни во всей вселенной. И вся мощь космоса проходит через них, питая планету и заставляя ее крутиться быстрее. Все тело наполнилось легкостью и силой. Лайза едва сдерживала себя, чтобы не закричать от радости и счастья, а потом решила, что стесняться некого. И она запела первую пришедшую в голову песнйэ — негритянскую, в стиле спиритчуел, но, взглянув на Сашу, увидела, что он хмурится.

— В чем дело, Белый Медведь? — спросила она, прекратив петь. — Я слишком громко кричу? Или не попадаю в тональность?