Михаил Нестеров - Горный стрелок

– А шкура сушилась на палатке, – ввернул Миклошко.

Базилевич не выдержал и захохотал. Новак крепился ровно полсекунды и присоединился – к помощнику. Он же первым и утер слезы, сказав:

– Прости, господи, душу того яка и мою душу тоже. Но, панове, не хотите ли вы сказать, что на камнях осталась его кровь?

– Чего?!! – Пресс-секретарь выпучил глаза. – Да вы, пан Новак, переплюнули самого себя! А меня так обрызгали совсем.

Мирослав отстранил плечом старого друга.

– Это аналогия, Ян, не более. На камнях обнаружили следы крови? Русские могли забить там животное, купленное у шерпов.

– А посему я зачитываю документ номер один.

– Нет, – остановил пресс-секретаря Кроужек. – Позволь, этот грех возьму на себя я. «Мы тщательно изучали записи, сделанные поляками, нашими предшественниками; Нам предстояло пройти тем же путем, а потому в голове отложились почти все подробности их экспедиции, даже курьезные. Группа, прокладывающая дорогу через ледопад, из-за всевозможных неурядиц со стороны непальских властей скудно питалась, и мясо барана, купленного в поселении шерпов, пошло им не на пользу» [4] Действительно, эти два случая – покупка павшего яка и барана – имели место во время польской экспедиции в Гималаи в 1974 году. Не вымысел и эпизод с флагом, когда его несколько раз приходилось перевешивать. Об этом свидетельствуют документальные записи об этой экспедиции; также эти события отразил в своей книге «В тени Канченджанги» участник восхождения на пик Кангбахена Марек Малятынский. К сожалению, Марек Малятынский погиб осенью 1981 года при спуске с покоренного польскими альпинистами восьмитысячника в Каракоруме. .

Новак посерьезнел.

– Эти веские доводы говорят в пользу продолжения восхождения. Я не могу их не принять. Но, Мирослав, пойми и ты меня.

Кроужек опустил голову. Он долго рассматривал свои незашнурованные ботинки.

– Хорошо, Ян. Поступай так, как нужно поступать. Но ты лишаешь меня последнего шанса. Я больше никогда не смогу вернуться сюда. Никогда. А если честно, то я даже не мечтал, что когда-нибудь смогу ступить даже на это плато. Но я здесь. Впереди высота, горы, стремление. И ты здесь. Ты не в силах бросить тень на горы, но ты бросаешь ее на меня. Сейчас ты в моем понимании – вершина, единственная на моем пути, которую я так и не преодолею.

Кроужек поднял голову и посмотрел на Новака. Тот отвел глаза.

Вице-премьер понуро побрел к палатке.

– Погоди, Мирослав! – Начальник охраны быстро догнал его. – По-человечески я тебя понимаю и... В общем, решай сам.

Мирослав обнял товарища, похлопывая его по спине.

– Спасибо тебе... Ты вновь даешь мне шанс.

Глаза Базилевича источали порицание.

А Петр Миклошко словно выдохся. Он стоял усталый, изможденный, но с приподнятой головой; казалось, он молится богу...

Радист связался с поисково-спасательной базой в Гхунзе и запросил сводку о погоде и о русской экспедиции. Получив благоприятную сводку синоптиков и проклятия в адрес русских – «Они не выходят на связь!» – офицер доложил об этом Новаку.

Еще через некоторое время Базилевич указал рукой вверх.

Начальник охраны даже без бинокля разглядел одинокую фигурку, следующую за основной цепочкой очень странных альпинистов.

– Отстал, что ли... – протянул Новак.

– Наверное, – отозвался помощник. – Но тогда получается, что русских двенадцать человек. Откуда двенадцатый? Включили в состав еще одного?

Сзади раздался подсевший голос Петра Миклошко.

– Наверняка они взяли с собой проводника-шерпа.

– Возможно, – задумчиво кивнул Базилевич. – Но обычно проводники идут в голове отряда, а этот плетется в хвосте. Значит, отстал русский. Они – настырный народ, и этот парень еще до темноты догонит свой отряд. – Он вопросительно посмотрел на шефа.

– Ты думаешь, у него есть выбор? – спросил озабоченный Новак. – Конечно, догонит.

Подъем оказался необычайно трудным. Под слоем снега на глубине тридцати-сорока сантиметров в некоторых местах был сплошной лед. Под ногами снег скрипел и ухал. Но частое и натужное дыхание Дитера Лемке, казалось, заглушало эти звуки. Его легкие хрипели, он давно уже дышал только ртом, хватая холодный вечерний воздух.

Алина несколько раз оборачивалась к нему, подбадривая кивком головы.

«Пошла вон!» – отвечали его глаза.

У широкой трещины, где путь шел вниз, а потом вверх по обрывистому краю, Лемке в изнеможении упал. Двадцатикилограммовый рюкзак перевесил его и застыл на грани пропасти. Лемке медленно потащило вниз. Он стал быстро загребать руками, в кровь сбивая пальцы о корку снега. А рюкзак продолжал тащить его в пропасть.