Алистер Маклин - 10 баллов с острова Наварон

— Вам скажут, когда придет время. — Голос Меллори звучал, как всегда, спокойно и бесстрастно. — Но не раньше. Чем меньше вы знаете, тем меньше можете разболтать.

Рейнольдс угрожающе сжал кулаки и двинулся на Меллори.

— Не хотите ли вы сказать, что я, черт бы вас побрал, собираюсь...

— Я ничего не хочу сказать, — сдержанно заметил Меллори. — Я был прав тогда, в Термоли, сержант. Вы самая настоящая мина замедленного действия, с взведенным часовым механизмом.

— Может быть, — ярость Рейнольдса уже перехлестнула через край. — Во всяком случае, бомба — штука честная. Мне нечего скрывать в отличие от некоторых!

— Повтори, что ты сказал, — спокойно произнес Андреа.

— Что?

— Повтори.

— Послушай, Андреа...

— Не Андреа, а полковник Ставрос, сыпок.

— Да, сэр.

— Повтори свои слова, и я гарантирую тебе минимум пять лет тюрьмы за неуважение к командиру в боевых условиях.

— Так точно, сэр, — попытка держать себя в руках стоила Рейнольдсу героических усилий. Это было очевидно. — Но почему он ни слова не сказал нам о своих планах на сегодняшнее утро и в то же время сообщил, что вечером мы улетаем с какого-то непонятного аэродрома на плато Ивеничи?

— Потому что немцы могут вмешаться в наши планы, — терпеливо пояснил Андреа. — Если им удастся их узнать.

Например, выпытав у кого-нибудь из нас. Информация об Ивеничи им ничего не даст. Эта местность контролируется партизанами.

Миллер благоразумно переменил тему. Он обратился к Меллори:

— Две тысячи метров над уровнем моря, ты говоришь? Там же снега должно быть по пояс. Каким образом его можно расчистить, хотелось бы знать?

— Не знаю, — пожал плечами Меллори. — Кто-нибудь об этом позаботится, я полагаю. Придумают способ.

Плато Ивеничи, на высоте двух тысяч метров, действительно было покрыто толстым снежным ковром, но тот, кто должен был об этом позаботиться, уже кое-что придумал.

Плато представляло собой мрачную, белую, холодную пустыню, совершенно несовместимую с присутствием человека. С запада его окаймляла двухсотметровая каменная гряда с почти отвесными стенами, испещренная многочисленными ледопадами, и кое-где островками чудом прилепившихся корнями к остаткам земли сосен, покрытыми заледеневшим слоем снега. С востока плато круто обрывалось вниз к долине.

Ровная, как стол, поверхность плато, покрытая снежной скатертью, в лучах яркого горного солнца отливала неестественной белизной, от которой глазам становилось больно.

В длину плато простиралось, вероятно, на полмили. В ширину нигде не превышало сотни ярдов. Южная оконечность плавно переходила в относительно пологий горный склон.

Здесь, на окраине плато, стояли две белые палатки: одна — маленькая, другая — большая, шатровая. Рядом с маленькой разговаривали двое мужчин. Один из них, повыше и постарше, в серой шинели и темных очках, полковник Вис, командующий сараевской партизанской бригадой. Другой, помоложе и постройней, его адъютант, капитан Вланович. Оба внимательно осматривали плато.

Капитан Вланович вздохнул:

— Должны же быть какие-то другие, более простые способы.

— Назови их, Борис, мой мальчик, и я тут же с тобой соглашусь. — Полковник Вис производил впечатление спокойного, уверенного в себе человека. — Я согласен, бульдозеры или снегоочистители пришлись бы как нельзя к месту. Но ты должен согласиться со мной, что преодолеть почти вертикальные каменистые склоны не под силу даже самому искусному водителю.

Кроме того, зачем нужна армия, если не для того, чтобы маршировать, верно?

— Так точно, — уверенности в голосе Влановича не чувствовалось.

Оба взглянули на север, пытаясь охватить взглядом плато на всем его протяжении.

Дальше открывалась величественная картина остроконечных горных вершин, покрытых снежными шапками. Они ярко искрились на солнце, оттеняя прозрачную голубизну безоблачного неба. Зрелище было необычным.

Не менее впечатляющим было то, что происходило на самом плато. Солидная колонна из тысячи солдат, половина которых была одета в серую форму югославской армии, а остальные — в пестрых одеждах непонятной принадлежности, медленно продвигалась по глубокому снегу.

Колонна представляла собой двадцать шеренг по пятьдесят человек в каждой. Взявшись за руки и наклонившись, люди мелкими шажками продвигались вперед. Они шли очень медленно, что было неудивительно, ибо первая шеренга увязала в снегу по пояс. На лицах людей появились первые признаки усталости. Это была убийственно тяжелая работа, от которой на такой высоте бешено билось сердце и каждый вдох давался с трудом, а налитые свинцом ноги отказывались повиноваться и отзывались болью в суставах при попытке сдвинуть их с места.