Анатолий Ромов - Знак темной лошади

— Прошу вас, дорогой Анри. Прошу.

Поднявшись по указанному ему Мухаммедом пути — путь проходил по пологой мраморной лестнице — Анри вошел в роскошные двери с витражами. Стоявший в холле человек в форменном сюртуке склонил голову:

— Добрый день, месье. Добрый день, патрон.

— Добрый день еще раз. — Взяв человека иод локоть, Мухаммед сказал тихо: — Огюст?

— Все в порядке, патрон. — Огюст потупил глаза. — Все в порядке. Мадам наверху. И…

— Все, все, все. Понял, Огюст. Анри, прошу. По лестнице, на бельэтаж.

Поднявшись на бельэтаж и пройдя несколько комнат, Анри увидел мать. Стоя у большого овального окна, мать разглядывала открывавшийся за ним парк. Повернувшись при их появлении, шутливо закатила глаза:

— О, Анри… Дорогой мой сын… Месье Мухаммед, спасибо, что привезли его. Он… — Замолчала, глядя на Мухаммеда.

— Мадам, все, как мы договорились. Все в точности. Наверное, сейчас мне лучше оставить вас?

— Ну… да. Наверное.

— Все. — Мухаммед тронул Анри за плечо. — Желаю удачи.

— Спасибо, месье. — Проводив вышедшего Мухаммеда взглядом, посмотрел на мать. — Ма, что происходит?

— Сейчас. Сейчас, сынок. Но только… только я должна взять с тебя слово, что ты не расскажешь об этом никому.

— Не расскажу о чем?

— О том, что сейчас увидишь. Да… Помолчала. — Вы договорились? С месье Мухаммедом? О том, что ты переедешь в Англию?

— Ну… я-то договорился. Лишь бы он не передумал.

— Слава богу. Это важно.

— Ма… — Посмотрел на мать. — Ты говоришь какими-то загадками.

— Ладно, пошли. Мать взяла его иод руку. — Пошли.

— Куда? — Повинуясь ей, он тем не менее пытался понять, в чем дело.

Остановившись у одной из дверей, мать улыбнулась странной улыбкой, в которой вместе с радостью смешивалась горечь.

— Анри. Об этом пока не должен знать никто, кроме тебя, меня и месье Мухаммеда. Никто. Ни Жильбер. Ни… — как-то отрешенно помолчала. — Ни Омегву.

— О чем?

— Об этом. — Мать распахнула дверь. За дверью оказалась комната; в комнате, в центре, повернувшись к ним, стояла Ксата.

Увидев ее, Анри ощутил странное покалывание в ушах. В первый момент он точно понял, что это Ксата, однако уже в следующие, тянущиеся неимоверно долго секунды подумал: я ошибся. Это другая девушка. Тут же, встретив ее напряженный взгляд, понял: это все же Ксата. Но значит, тогда она не умерла? Но если она не умерла, почему от него это скрыли? Ксата смотрела на него, чуть подавшись вперед. Одета она была, как одеваются большинство молодых парижанок: в джинсовую юбку, джинсовую куртку и майку. Лишь сейчас поймал себя на том, что, как заведенный, из стороны в сторону поводит головой. Наконец выдавил:

— Ксата… Ксата… Не может быть…

— Анри… — Бросилась к нему. Обхватила так, будто ее готовы были вот-вот от него оторвать. — Анри…

— Ксата… Он обнял ее и забыл обо всем на свете.

Оторвала его от Ксаты мать. Сказала, обняв сзади за плечи:

— Анри… Ксата… Давайте сядем… Ну? Надо поговорить. Анри, слышишь?

Наконец, после того как они все трое уселись в кресла, мать сказала:

— Ксата. И Анри. Вам нужно как можно скорей уехать в Англию. Ксата, надеюсь, ты это понимаешь?

— Нгала, конечно. — Ксата улыбнулась. Но я еще не слышала от Анри, что он готов взять меня с собой.

— Ксага… — Он положил руку ей на колено.

— Он готов, — сказала мать. Вас никто не должен видеть в Париже. Потому что… хватит. Хватит того, что было.

Анри посмотрел на мать:

— Но… ма… но, как же все это?

— О господи… Ксата, я могу ему рассказать? Тебе не будет… неприятно? Я расскажу?

— Почему нет. Расскажи.

Мать повернулась к Анри:

— Последний раз ты ведь видел ее… — Замолчала.

— Я видел ее в Бангу. Когда она лежала на площади. Я приехал за ней, чтобы увезти в Париж. Ну и… она была…

— Он думал, ты мертва, — сказала мать. Не только он. Так думали все. Кроме, может быть, только Нгебы. И Зуфаты.

— Нгеба… — Ксата разглядывала потолок. — Нгеба потом объяснил: если бы они чуть сильней порвали мне хрящи… в гортани — все. Он бы уже ничего не мог сделать.

— Ты видел, как она лежала? — спросила мать. — И как Нгеба делал ей искусственное дыхание?

— Видел.

— Нгеба объяснил: уже тогда, в тот момент, он понял, что вернет ее к жизни. Но нарочно вел себя так, что все, до последнего человека, все, стоящие вокруг, даже Зуфата, были убеждены, что Ксата мертва. Больше того, Нгеба вел себя так, чтобы все поверили: вернуть Ксату к жизни нет никакой возможности. Никакой.