Александр Бушков: Бешеная

Одно время Фухсен носился с идеей основать новую немецкую республику в южных районах Шантарской губернии, в благодатных местах, прозванных Сибирской Швейцарией, – однако эти прожекты встретили в штыки обитавшие в тех местах лет триста хакасы и казаки. Да и сами немцы (пребывавшие, честно говоря, в довольно мизерном количестве) в расцвете второй Швейцарии как-то сомневались, как ни уверял Фухсен, что Запад поможет моментально возвести там небоскребы и набить их лучшей электроникой. Столкнувшись с полным провалом столь заманчивой идеи, Фухсен, обвинив в противодействии своим наполеоновским планам засевших партократов, стал готовить документы на выезд в пределы исторической родины. От фатерланда его отделяла лишь парочка третьестепенных справок, когда грянул гром. Въедливый пенсионер Гонзиц докопался в одночасье, что Фухсен – вовсе не немец и даже не немецкий еврей, мало того, никакой не Фухсен. В девичестве лидер «Феникса» звался Микола Левкович Коцубенко, а нынешнюю фамилию принял семнадцать лет назад после брака с чистокровнейшей эстонкой Мирдзой Фухсен – как предполагал Гонзиц, с целью укрыться от алиментов первой супруге. Попутно настырный пенсионер выяснил, что кандидатская диссертация записного антикоммуниста носила довольно похабное по нынешним меркам название: «Роль районных комитетов КПСС в укреплении дружбы народов (на материалах Манского и Горячегорского районов Шантарской области)».

Получился скандал и раскол. Фухсен привычно объявил пенсионера Гонзица былым осведомителем КГБ и агентом местных черносотенцев, попутно объявив, что диссертация была написана кем-то другим, а его, Фухсена, подпись партократы вырвали психологическим террором. Оскорбленный Гонзиц, всю жизнь проработавший комбайнером, руку имел тяжелую и с ходу заехал обидчику-самозванцу в ухо. Часть фениксовцев приняла его сторону, часть осталась преданной Фухсену, принимая на веру все его объяснения. После той потасовки «адские машины» и стали с завидной регулярностью возникать у фухсеновской двери.

– Террорист старый или молодой? – спросила Даша.

– О, лет как это… лет тридцать.

Ну понятно, не сам же старый комбайнер, мужик серьезный, закладывал мины. Молодежь поразвлеклась. Вот только, если у Фухсена не хватит совести покончить дело миром, виновнику грозит срок за хулиганство… Условный, скорее всего, но все равно неприятно.

Вернулись гонцы – с сувенирными пряниками шантарского производства и коробкой конфет «Воевода». Все дружно уселись пить кофе, а минут через двадцать в дверь просунулась несколько печальная физиономия Воловикова. Узрев инородное тело, да еще столь диковинное, шеф молча мотнул головой. Даша с превеликой охотой покинула застолье и вылетела в коридор.

– Это что за фазан?

Она кратенько объяснила, прямо-таки притопывая от нетерпения – под мышкой у шефа пребывала знакомая коричневая папка, определенно набитая чем-то еще, помимо бумаг.

– А, ладно, – сказал Воловиков с отсутствующим видом. – Все равно вам сегодня делать нечего, бумаги оформлять завтра начнете. Дальше пусть занимаются, кому следует, вы свое отпахали. Отвезите его, что ли, в «Шантарск», там сейчас хорошая охрана, да посоветуйте одеться попроще, привлекает внимание, как пачка баксов на тротуаре…

– Что там? – жадно спросила Даша.

Шеф помолчал, пошевелил усами, со вздохом расстегнул потолстевшую папку и вытянул целлофановый пакет с тремя парами часов. «Ориент», «Ситизен», еще какие-то…

– Они?

– Они, – сказал Воловиков. – Шохинские, артемьевские, те, что пропали у Ольминской… эксперт пока что не берется ничего утверждать на сто процентов, но говорит, что отпечатки на каждых ходунцах двух видов – напоминающие пальчики хозяйки и пальчики Василькова… Сейчас поработает и выдаст точный диагноз.

– А что еще?

– Да ничего почти. Груда сатанистской макулатуры, картинка с клеймом «В-666», журнальчики педерастические… – Он вздохнул. – А слухи уже по городу рванули, кто-то из выпущенных помалкивал в тряпочку, а кто-то понес нас по кочкам. Налетела-де злобная ментовня на резиденцию мирного общественного объединения, безобидного клуба по интересам…

– Ну, ничего себе, – сказала Даша. – А меня они в шутку голой по земле валяли и ножичком сверкали? Немец, поди, орет?

– Немец-то как раз помалкивает, а вот Катька твоя изощряется. У нас куча свидетельских показаний и рапортов, но поди объясни всем и каждому, если нынче свобода слова и можно орать любую чушь, не опасаясь получить по ушам…