Александр Лидин - Льды Ктулху

И только сейчас до Василия дошло: что же он стоит тут, глазеет, когда там, у забора, валяется тело его брата. «А может, Мишка еще жив?» — в какой-то миг подумал он и тут же попытался отказаться от этой мысли. Не может быть он жив. Мельник бы за своих людей его непременно прикончил бы. И тем не менее… Со всех ног бросился Василий вниз по склону к телу брата.

— Отряд, в атаку! — прокричал комиссар и оказался во дворе мельницы, сжимая в обеих руках неизменные револьверы. Сквозь дым, затянувший двор, ударили молнии вспышек выстрелов. Но Василий всего этого не видел, он бежал к брату.

Тот был мертв. Рубаха на спине запеклась от крови. На какой-то миг Василий застыл над телом, пристально вглядываясь в остекленевшие глаза. А потом… потом взор затянула алая пелена ненависти. Руки сами потянулись к заткнутому за пояс револьверу. Горло сжало, а потом отпустило, и дикий крик сам собой вырвался на волю.

Развернувшись, Василий помчался вдоль забора, через ворота, через двор.

Василий Григорьевич, находившийся у сарая, что-то крикнул ему в след, но Василий словно сошел с ума. Врезавшись всем телом в массивную дубовую дверь, ведущую в дом, он вышиб ее. Навстречу ему кинулся какой-то мужик в белой рубахе, но Василий почти не глядя нажал на курок. Бахнуло, и мужик повалился на пол, словно подрубленный дуб. Перескочив через его тело, Василий помчался дальше. В этот миг он едва ли сознавал, что происходит. Все то нервное напряжение, что накопилось у него почти за сутки, разом выплеснулось в неудержимой волне ненависти. Перед Василием стояло мертвое лицо брата, и он готов был убивать и убивать… И не важно, кто виноват, не важно, что в самом деле случилось в деревне. Вот перед ним реальный враг, и он затопит кровью эту мельницу. Перебьет всех ее обитателей.

Еще один мужик. В этот раз с обрезом. Пуля обожгла плечо Василия, оставив на коже длинную кровавую полосу. Но Василий этого не заметил. Бах, бах, бах, и противник отлетел к стене, пробитый тремя пулями. Кажется, это был кто-то из деревенских, но сейчас Василий не различал лица — все его противники были безлики. Они убили Михаила, они изуродовали труп его матери. И хотя настоящие убийцы брата погибли, для Василия они все были виновны, все, кто обитал на этой проклятой мельнице.

Вновь запертая дверь. Ее Василий выбил ударом ноги. Он ворвался в горницу и замер.

Перед ним был сам мельник — тощий мужичишка в замусоленном пиджаке поверх некогда зеленой рубахи. Он стоял неподвижно, без оружия, словно отлично зная, какая участь его ждет, и ничуть не противясь тому, что было неизбежно.

— Что ж, вижу, яблоко от яблони недалеко падает, — зло протянул он, глядя на Василия. Тот вскинул револьвер с надеждой, что в барабане еще остались заряды. Теперь он за все отплатит этому гаду, за унижение матери, когда она в голодную зиму выпрашивали муку у этого мироеда, а потом отец все лето бесплатно батрачил, отрабатывая долг, за убитого брата, за мать…

— Пожалуйста, не стреляйте!

Василий на мгновение опустил взгляд. У ног мельника на полу сидела девочка лет пяти. Дочь мельника. Как ее звали, Анюта или Анастасия?.. Раньше Василий видел ее пару раз у реки, и только. Но сейчас…

Сейчас на глаза девочки навернулись слезы, и, обнимая ноги отца, она просила, молила.

— Пожалуйста, не стреляйте!

Рука Василия дрогнула. Он опустил пистолет. Вся его ярость, ненависть рядом улетучились, когда он услышал этот детский голосок. И только сейчас он подумал о тех двух, через чьи тела он с легкостью перешагнул, чтобы сюда добраться.

— Стреляй, гнида, — прошипел мельник, но Василий его не слышал. В душе у него что-то перевернулось, и тут, совершенно неожиданно ему на плечо легла чья-то рука, а потом Григорий Арсеньевич прошептал ему на ухо.

— Успокойся, парень… Отдай-ка эту штуку… — и он с легкостью вывернул револьвер из руки Василия. — В безоружного стрелять грех, а свое он получит. Но по закону. Мы будем судить его по закону военного времени, и он за все ответит.

Но в данный момент единственным ответом мельника был плевок, однако комиссар сделал вид, что ничего не заметил, вместо этого он обратился к девочке.

— Пожалуйста, дорогая, отойди. А ты… — перевел он взгляд на мельника, — ты арестован именем Советской республики и предстанешь перед революционным судом, но прежде… — тут Григорий Арсеньевич, как-то нехорошо прищурившись, приблизился к мельнику. — Но прежде ты должен будешь ответить мне на некоторые вопросы, и не советую упираться, — он улыбнулся еще шире, а потом вновь посмотрел на девочку. — Эй, ребята, уберите эту девчушку, мне нужно поговорить с ее папочкой с глазу на глаз…