Андрей Негривода - Разведывательно-диверсионная группа. Кэт

– Что?! – рявкнул Филин.

– Он! – Лана кивнула в сторону Водяного.

Кровь ударила в голову Филина от дурных предчувствий, и он вплотную придвинулся к прапорщику:

– Что?!! Отвечать!!!

– Да ничего, кэп. Просто спасибо девушке сказал...

– Он меня по жопе гладил!!!

– И все?

– А этого мало, по-твоему?!

«Ну, слава богу! А я-то уж подумал...»

Резкий апперкот влетел в подбородок Водяного словно из ниоткуда, и Павел, не устояв на ногах, рухнул всем телом на задницу...

– Хорошая пиздюля! – Павел мотнул головой, отгоняя «золотых мух». – Давненько такой не прилетало! Как конь лягнул!..

– Еще раз себе позволишь – расстреляю перед строем!

– Это всех касается, кэп, или только ее?..

Андрей бросил мимолетный взгляд на Кошку:

– И ее тоже!

– Понято... А ты сам-то удержался бы? – Водяной улыбнулся белозубо, абсолютно голливудской улыбкой «во все тридцать два», и повернул голову к девушке.

Тропическая жара и влажность да еще наложившееся на них нервное напряжение превратили Лану в...

Казалось, что она, возбужденная до нервной горячки и пропотевшая до последней клеточки организма, только что вышла из воды. Волосы красивыми короткими мокрыми локонами, похожими на змей горгоны, окружали ее лицо. Совершенно мокрая. То есть абсолютно, до последней ниточки!.. Высокая грудь с большой амплитудой вздымается от частого дыхания. А прилипшая к телу камуфлированная футболка не только не скрывает, а еще больше подчеркивает маслины возбужденных сосков... И так далее, и тому подобное... Фурия во плоти!!!

– Коша. Все кончилось! Иди, приведи себя в порядок. Он больше не будет, – произнес Андрей, чувствуя, как в его штанах зашевелился «большой удав».

Она фыркнула совершенно по-кошачьи и, резко развернувшись, отправилась в лагерь.

– М-да...

– Вот и я не удержался...

– Проехали, прапор.

И тут ожил наушник Кондора:

– Кондор, ответь Вайперу!

– На приеме, пан Гадуш!

– Вижу вас! Мы на подходе.

– Отлично, Збигнев! Гот вас встретит!

– Принял!

– Ну, слава Всевышнему! Они оторвались, прапор! Сейчас будут здесь!

– Слава яйцам! Это хорошая новость, кэп!

– Да, Паша. Это действительно хорошо!..

Как быстро все же бежит время! Кажется, еще только вчера Филин мучился от сжигавшей все его нутро ностальгии. Сжигавшей таким адским пламенем, что... Что слов таких не найти!.. Он попросту с ума сходил, а его душа рвалась на части: с одной стороны, был уже пытавшийся что-то говорить двухлетний Максимка и такая уже взрослая в свои почти четырнадцать лет Машенька, а с другой – родители, живущие в такой далекой Одессе, сама Одесса – родная и неповторимая, и... Иришка... Его наконец-то нашедшаяся половинка. Вот так...

И он все же уехал. Нет, не плюнул на все, а сделал так, как должен был и как мог...

Год. С того времени прошел уже почти целый год.

И это был хороший год. Один из самых лучших годов в его такой беспокойной жизни. Спокойный год... Он начал учиться жить на «гражданке». Так, как это делают все. В 37 лет он начал учиться жить правильно. Хотя... Андрей всегда жил правильно. Как ему казалось...

Ему было очень сложно сдерживать свой характер. Он боролся с самим собой, пытался сдерживаться в присутствии своей Иришечки в тех ситуациях, в которых в бытность свою уже давно бил наглецу морду. И она его понимала. Хотя... Не всегда у него это получалось... Один раз, уже в сентябре, он все же «пощупал лицо» пьяному соседу, который сдуру рискнул в его присутствии назвать его большую любовь проституткой... Филина тогда с большим трудом сумели оторвать от этого придурка. Потом была ночь, проведенная в «обезьяннике» местного РОВД, объяснения с участковым майором и... Все! Районных милиционеров, видимо, удовлетворили слова, сказанные Краповым, орденоносным пенсионером ВС. Так все и сошло «на нет».

И работа.

Филин вил гнездо. Вил упорно и целенаправленно. Носил в клюве «веточки» и был счастлив оттого, что его половинка была довольна... И лишь изредка, когда он возвращался с работы «почти никакой», лишь тогда он позволял себе попросить Иришку растереть его больное, дважды собранное врачами заново колено какой-нибудь обезболивающей мазью, которая совершенно не помогала. Ему помогало другое – нежные, мягкие, чуткие Иришкины руки. Он кряхтел, пыхтел, матюгался сквозь зубы, во сне стонал, а наутро собирался со скрежетом зубовным и опять ехал на работу за «веточками» для своего гнезда...