Евгений Сухов - Жиган по кличке Лед

– Да, я знаю… я сам снимаю квартирку в доме напротив особняка Константинова. А ты откуда знаешь, что тут будет? – спросил ошарашенный Борис Леонидович.

– А что тут знать? Первую церковь за сегодня обчищают, думаете? – недобро усмехнулся мальчишка.

Между тем события начали разворачиваться в полном соответствии со словами Ильи. Посчитав аргументацию исчерпывающей, товарищ Лагин властно отстранил священника и направился к алтарю. Его настиг дьякон.

– Прочь! – проревел он. – Прочь, нечестивцы, из святого храма!

Он уже успел обильно промочить глотку горячительным, но его гнев был вполне искренним. Комсомольцы загорланили. В этот момент в церковь вбежали несколько мужчин, которых привела старушка-прихожанка в пестром платке:

– Церкву божию оскверняют, святотатцы!

Началась свалка. Наилучшие бойцовские качества проявил отец дьякон, который сломал челюсть одному из комсомольцев. Товарищ Лагин махнул рукой:

– Закрыть церковь!

Впрочем, Борис Леонидович еще успел стать свидетелем того, как отца Дионисия огрели по голове канделябром, дьякона загнали в ризницу, а двоих желтогорцев, пытавшихся помешать изъятию ценностей, застрелили.

Порядок в церкви, в том значении этого слова, которое придавал ему товарищ Лагин, был наведен далеко не сразу. Не последнюю роль сыграли в этом дюжие комсомольцы-добровольцы, которые, вместо того чтобы вразумить несознательных горожан речами о голоде или хотя бы мордобоем, рассосались по церкви с целью что-нибудь стянуть. Один из них успел поживиться массивным золотым крестом непосредственно с груди отца Дионисия, который продолжал упрямо повторять, что государство не имеет права вмешиваться в дела церкви – до тех пор, пока ему не врезали по голове канделябром и он не потерял сознания.

– Это что же такое? – пробормотал Борис Леонидович. – Нет, я все понимаю… но чтобы – церкви?..

Какой-то здоровяк в серой холщовой куртке, не обращая внимания ни на кого, нагло тащил внушительных размеров Евангелие в серебряном окладе, богато инкрустированном жемчугом. Храм отца Дионисия вообще считался одним из самых богатых в городе… Один из чоновцев окрысился на него, но тот ловко юркнул поближе к выходу, попутно огрев трофейным Евангелием по голове старушку, что привела в церковь мужчин. Однако у самых царских врат дорогу мародеру преградил суровый товарищ Лагин. Семен Андреевич молча врезал ему в подреберье и, отобрав богослужебную книгу, напутствовал грабителя еще и мощным пинком. Тот не удержался на ногах и растянулся за полу. Тут Борис Леонидович увидел его лицо. Озлобленное и красное. С мутными глазами. Это был Юрка Пыж. Только сегодня Вишневецкий выписывал ему увольнительную в город.

– Вот это номер!.. – выговорил Борис Леонидович.

– Валим отсюда, – предложил Илья, – хоть вы и учитель, историй нам пока что хватит.

Когда они очутились на улице и перевели дух, из храма снова донеслись выстрелы и надсадные вопли. Потом мимо них на крейсерской скорости промчался Юрка Пыж. Староста старшей группы сейчас походил на солдата-дезертира, бегущего с фронта.

– Да уж…

– Это еще ничего, – с самым загадочным видом сказал Илюха. – Самое интересное будет сегодня ночью. Дом Константинова – вообще мистическое место. Говорят, лет пятьдесят назад там повесилась какая-то княгиня и по дому шляется ее призрак. Говорят, многие воры, приходившие спереть что-нибудь, ужасно пугались и сами попадали в руки к городовым.

– Ты в увольнении, что так свободно расхаживаешь по городу? – спросил Вишневецкий. – Что-то я не припомню, чтобы тебе выдавали пропуск. Все-таки школа у нас – особого режима…

– Да я помню. Возвращаемся. Я ж не через вахту выходил, в отличие от нашего законопослушного Пыжа.

…Поздним вечером Борису Леонидовичу не спалось. Он вспоминал невесть откуда появившегося в церкви мародера Юрку Пыжа, который повел себя таким недетским манером, Илью, опять не по-юношески серьезного и вдумчивого, и его непонятные насмешливые слова о доме негоцианта Константинова, куда свозили церковные ценности. Вишневецкий энергично прошелся по комнате и, приблизившись к окну, сел на подоконник. Бывший особняк купца Константинова высился через дорогу. До одиннадцати часов вечера в нем кипела жизнь: в окнах вспыхивали и гасли огни, подъезжали подводы, с которых сгружали внушительные, глухо позвякивающие металлом мешки, шли вооруженные винтовками красноармейцы и чекисты в традиционных кожаных плащах. Накрапывал дождь, стекал по мокрым бокам всхрапывающих лошадей. Один раз проехал автомобиль, в котором раскатывал по городу начальник городского гарнизона. Ближе к полуночи все затихло. Горел одинокий фонарь. Конечно, дом охраняли. Разумеется, в особняке был выставлен пост охраны.