Михаил Серегин - Батюшка. Святой выстрел

Путь лежал через каменистую осыпь. Солнце уже взошло и ярко освещало отвесную скалу и зеленые березы над обрывом. Серые камни, белоснежные стволы и ажурная сочная зелень были так сказочно хороши, что Николай не выдержал.

– Вот это ракурс! Погодите, я сниму панораму. Вам потом очень пригодится для фильма.

– Точно, – согласился Михаил. – У большинства людей тайга ассоциируется с мрачным дремучим лесом. Вон туда надо взобраться, смотри. – И он показал на нижнюю часть склона с противоположной стороны седловины.

Молодые люди стали карабкаться по склону, помогая друг другу. Николай бережно прижимал к груди свою камеру, словно грудного ребенка, даже с большей осторожностью. Сняв панораму, он передвинулся в сторону еще метров на десять и крикнул своим спутникам:

– Ребята, пройдитесь гуськом под стеной, сниму экспедицию в движении! Останется память, по каким красивым местам ходили.

Сашка улыбнулся и подтолкнул вперед замешкавшихся проводника и священника.

– Пойдемте, пойдемте, для истории сгодится, ваши лица войдут в документальный фильм.

Когда троица поравнялась с отвесной стеной скалы, он остановился, взял отца Василия за плечо и поднял руку вверх, будто указывая на что-то. Пришлось немного попозировать.

– Ну все, хорош! – крикнул Сашка после съемки. – Давайте спускайтесь, Тарантины.

И тут случилось непредвиденное. Николай с Михаилом, что-то горячо обсуждая, начали спускаться по каменистому склону, и вдруг под ногой Николая поехал камень. Он потерял равновесие, упал и кубарем покатился вниз. Стараясь удержать камеру, чтобы не раздавить ее своим телом, Николай несколько раз перевернулся, стукнулся о старый ствол упавшего дерева и плавно приземлился, осыпаемый потоком мелкого щебня, старой листвы и сухих веток.

– Живой, что ли? – взволнованно спросил подбежавший первым Сашка. – Медведь неуклюжий!

– Чуть камеру не грохнул, – проворчал Колян и, опираясь на локоть, попытался встать, но тут же с перекошенным лицом снова упал на спину. – Нога…

– Ну-ка, дай посмотрю, кулема! – буркнул Сашка, присаживаясь рядом на корточки.

– Тихо ты! – вскрикнул Николай. – Лезешь лапищами!

– Черт, ты же ногу, похоже, сломал, абориген хренов! Ступней пошевелить можешь?

– Не могу, в голени больно, горит вся.

– Сапог надо снять, – предложил Михаил. – Вдруг открытый перелом?

– Парни, сапог надо резать, – неожиданно проговорил священник, и все дружно обернулись в его сторону.

– Что смотрите? Я дело говорю, уж поверьте мне. Если там небольшой обломок кости торчит, он может сгоряча и не почувствовать этого. А если инфекция попадет, перевязывать будет уже поздно.

– Батюшка дело говорит, – поддержал священника Семен. – Смотреть ногу надо. Обязательно. – Он уже остругивал ножом толстые короткие сухие ветки для самодельной шины.

Сашка присел рядом с оператором, вытащил свой охотничий нож и стал осторожно разрезать резиновое голенище. Николай морщился и постанывал от неосторожных движений. Резина резалась плохо, нож был туповат для таких процедур.

– Погоди-ка, – отстранил Сашку Семен.

Он достал из рюкзака небольшой нож на костяной ручке с чуть изогнутым лезвием, и резина послушно расползалась под ловкими руками проводника. Самой сложной оказалась нижняя часть сапога. Якут надрезал резину на пятке, затем поддел лезвием остатки сапога на подъеме и освободил ногу. Размотав портянку и осторожно задрав штанину, все стали осматривать ногу. Невооруженным глазом было видно, что кость на голени смещена, а в месте перелома набухала синевой припухлость.

– Давай режь веревку, – хмуро приказал Сашка, кивнув на моток капронового линя, торчавшего из рюкзака якута, и прилаживая расщепленные толстые ветви вдоль голени ноги.

– Зачем хорошую веревку портить? – с невозмутимым видом возразил Семен.

– Ты что? Предлагаешь мне рубаху на полосы рвать, жмот?

– Зачем рубашку портить? – так же спокойно проговорил якут. – Лыко, однако, надо драть.

Достав из рюкзака топор в кожаном чехле, он отошел в сторону, выбрал небольшую липу и несколькими ударами свалил ее. Затем ловкими движениями нарезал длинные тонкие полосы мягкой коры, стянул их со ствола и протянул три конца полосок удивленному Михаилу:

– На, держи. – После чего начал сплетать полоски в косички, превращая их в прочную плоскую веревку. Вскоре две веревки, метра по полтора каждая, были готовы, и якут присел перед Николаем. Приложив ветки к ноге, он велел их придерживать, а сам расщепил ножом верхний конец одной палки и просунул в трещину конец сплетенной коры. Через пару минут нога Николая была надежно закреплена.