Сергей Зверев - Завтра никто не умрет

– К сожалению, – проворчал Туманов. – Хотел бы я, чтобы вы из-за него подергались.

– Примерно так мы и думали, – улыбнулся Левиц. – Уже не актуально. Немчинов не станет президентом. Окатышев проиграет – грядет волна разоблачительных материалов, о чем позаботятся наши заклятые друзья из Ордена. Стул под руководством «Бастиона» трещит и шатается.

– А мы умыкнули вас из-под носа Штрауба, – похвастался Горгулин. – Штрауб не знал, что вы отправитесь штурмовать его собственный остров. Перед операцией у вас не было возможности связаться со своим куратором.

«Была», – подумал Туманов. Он вспомнил, как в пансионате принесли телефон – Карагуев висел на проводе. А после разговора с генералом он позвонил Дине. А мог бы и Штраубу – и не было бы ни операции, ни всего этого кошмара. Впрочем, живого Туманова тоже, наверное, не было бы...

– И что дальше? Вербовка? Угрожать будете?

– А дальше мы простимся, – сказал Горгулин и посмотрел на часы.

– Возьмите, Павел Игоревич, – Левиц извлек из нагрудного кармана сорочки компакт-диск в бумажной упаковке. – Осторожно, не повредите. Придете домой, вставьте в компьютер. После просмотра рекомендуем уничтожить. Впрочем, сами решайте. И постарайтесь, чтобы во время просмотра рядом не было Дины Александровны и детей. Рано им еще. По какой классификации проходят фильмы с элементами насилия, не помните, Игорь Матвеевич? – повернулся Левиц к Горгулину.

– А я знаю? – пожал плечами Горгулин. – Этот фильм вообще не подлежит классификации.

– До новых встреч, Павел Игоревич, – попрощался Левиц.

Туманов исподлобья смотрел, как уходят эти два негодяя. Он без колебаний разрядил бы в них базуку. Сели в джип, помахали на прощание. Машина сползла с бугра. Заурчала вторая – сопровождение. Эти люди были информированы лучше прочих. Они проиграли один бой, но у них впереди большое будущее.

– Ладно, ребята, – пробормотал Туманов, – ваши планы на меня станут темой следующего романа.

Рыбалка не клеилась. Павел смотал снасть, швырнул червей в реку и побрел к пикапу. Он чувствовал какую-то недосказанность. Не хватало пары звеньев, тонкой ниточки, чтобы все встало на свои места.

– Родной, это ты? – спросила Дина, услышав топот на крыльце. Сердце сжалось. Он и через месяц не мог привыкнуть, что женщина, которую он любит больше жизни, снова с ним.

– Ага, – сказал Туманов, скидывая резиновые сапоги. Дина стояла на цыпочках на стремянке и пыталась дотянуться кисточкой до потолочной филенки. Он придержал ее за ноги, чмокнул в заляпанные краской рейтузы.

– Сосед Карлос не дал мне длинную кисть, – пожаловалась Динка. – Жмот несчастный. Рассказать анекдот про каталонца?

– Трави.

– Папа-каталонец отправляет сына к соседу за молотком – гвоздь забить надо. Сын возвращается и говорит: сосед не хочет давать молоток. Ладно, вздыхает папа, возьмем наш.

– Ну да, каталонцы не очень дружелюбны и щедры, – признал Туманов.

– А вся Испания считает, что каталонцы – угрюмые, жадные, невежественные, недружелюбные социопаты... Между нами говоря, так и есть. Кстати, родной, сегодня утром мой Антон целовался с твоей Алисой. Прокрался в ее спальню и увлеченно целовался. Представляешь, какое эпохальное событие?

– Ага, – сказал Туманов. – Наши дети входят в прекрасную пору юношества. И девичества.

– И знаешь, о чем я подумала? Зачем тебе ее удочерять? Если все у детей срастется, они поженятся. И у нас с тобой – если все срастется, – мы тоже поженимся, так?

– Не сомневайся.

– Тебя ничто не настораживает? Нас же в тюрьму посадят. Какой-то замкнутый круг кровосмешения.

– Отлично, – сказал Туманов, – Не буду ее удочерять. Переживет. Если поженятся, она по-любому останется в семье. А мне проблем меньше.

– Вот именно это я и хотела сказать, – удовлетворенно молвила Дина. – Ты чем-то расстроен?

– Устал я, Динка. Такой кит сорвался...

– Ну, иди, отдыхай.

Он сидел на крутящемся кресле в уютно обставленной комнате, отрешенно смотрел перед собой. Вынул диск, угрюмо осмотрел его со всех сторон, вставил в дисковод. По монитору побежала рябь. Возникла неустойчивая картинка. Маленькая, в пол-экрана. Хотя и четкая. Снимали камерой смартфона – на ходу. Покачивались бледно освещенные стены. Оператор шел по коридору. А перед ним шел еще один человек – тяжело, грузно. Он был в куртке, в надвинутом на голову капюшоне. По всей видимости, это была больница. Проплыл стол дежурной медсестры. Работница спала, положив голову на скрещенные руки. Оператор приотстал, но было видно, как поднимается навстречу незнакомцу человек. Хватается за грудь, сползает на пол. Открывается дверь в глубине коридора. Вероятно, в туалет. Выходит еще один широкоплечий тип, застегивает брюки. Взлетает ствол с глушителем, и еще один покойник сползает на кафельный пол. Оператор снимает, как убийца входит в палату, подходит к лежащему под капельницей телу, дважды наживает на спусковой крючок. Тело дважды вздрагивает. Оператор выбирается в коридор. Выходит и убийца, идет обратно по коридору, мимо мертвых тел. Приближается стол с компьютером и телефоном, на котором спит засоня-дежурная. Она пробуждается, немеет от ужаса, смотрит огромными глазами в нацеленное на нее дуло пистолета. У дежурной знакомое лицо, он видел в больнице эту горе-работницу. Убийца опускает пистолет. Медсестра ревет, размазывает слезы по щекам. Оператор, видимо, что-то произносит: убийца поворачивает голову, стягивает капюшон. Несколько секунд камера снимает крупным планом лицо убийцы.