Анатолий Гончар - Пятый квадрат

– Степан, носилки! – скомандовал Морин. Оставаться на месте подрыва дольше необходимого он был не намерен и, глядя на то, как осторожно поднимают и укладывают на брезент носилок тихо стонущего Киреева, Денис прижал микрофон внутригрупповой радиостанции к щеке и негромко отдал приказ: – Первый, азимут сто семьдесят, начинаем движение. Медленно. Как понял, повтори.

– Сто семьдесят, медленно, – отозвался Морзобитов, и Морин почти зримо ощутил, как тот, поднявшись с занимаемой позиции, окликнул бойцов своей тройки и, даже не доставая компаса, свернул в нужном направлении. Головной разведдозор, а затем и вся группа пришли в движение. Неспешно, шаг за шагом, уходили разведчики с вершины заминированного хребта.

Облака сгущались, с неба, как назло, туманной волной падала мелкая надоедливая морось. До темноты следовало пройди как можно большее расстояние, а сумерки наступали всё быстрее. Командир группы спешил, но не смел отдать приказание увеличить скорость. Бойцы первой тройки ядра, Иванов и Васнецов, несшие Киреева, выдохлись и сменились, передав носилки Маркитанову и Пронькину. Как нарочно, выбранный маршрут оказался весьма сложным, и к запланированному Мориным месту ночёвки группа вышла, когда совершенно стемнело.

– Чи, – окликнул старший лейтенант впереди идущего и, сделав ещё несколько шагов в его направлении, остановился. – Садимся здесь.

– Понял, – ответил Ухалов и тут же, по цепочке, передал приказ дальше.

Ночь, наполненная тяжёлыми тёмными тучами, становилась всё мрачнее и мрачнее. В конце концов, предгорья укрыла сплошная чернота. Маркитанов, оставшийся вместе с Королькевичем дежурить подле раненого, срезал на ощупь несколько прутиков орешника, изогнул их, воткнул концы в почву, тем самым образовав над раненым несколько ореховых арок, и накинул на них полиэтиленовую плёнку. Маскировать он её не стал, совершенно справедливо решив, что в такую темень и в двух-то шагах не будет видно ни плёнки, ни обычного под лучами луны отблеска от неё. Затем, укрыв Киреева плащ-палаткой, старший сержант, не смыкая глаз, лёг рядом.

– Королькевич! – шёпотом позвал Димарик улегшегося с другой стороны разведчика.

– Ты чего? – шевельнувшись, сонно отозвался тот.

– Да ничего! Ты следующий раз тоже на мине подлетишь, – уверенно напророчил Маркитанов.

– Это с какого перепугу? – обиженно просипел младший сержант.

– А с такого! Будешь опять так же шомполом тыкать – и подлетишь.

– Да я вроде… – начал было Королькевич, но договорить Димарик ему не дал.

– Вроде Володи, наподобие Пети… Ты под каким углом к земле шомпол держал?

– Ну, это… – начал было вспоминать Королькевич, но вдруг сообразил, что совершенно этого не помнит.

– Да ни под каким! – зашипел старающийся не нарушать покоя раненого Димарик. – Ты прямо сверху вниз им и тыкал. Это хорошо, что тебе мина не попалась, а то бы…

– Да я… – попытался оправдаться младший сержант, но ему опять не дали.

– Острый угол, острый! – несколько раз повторил Маркитанов и тихо добавил: – Учишь вас, дураков, учишь, а всё без толку. – Он замолчал, потом вздохнул и уже примирительно шепнул:

– Ты, Королёк, спи.

– А как же… – начал тот.

– Я покараулю, – опередил его вопрос Маркитанов.

– Всю ночь? – неуверенно уточнил Виктор.

– Спи, говорят! – недовольно буркнув, Димарик поудобнее переложил автомат. – Потребуешься – разбужу.

– Разбудишь, – устало согласился Королькевич и вскоре уснул.

А старший сержант лежал, вслушивался в монотонное шуршание мелкого дождика и, думая о чём-то о своём, пытался отвлечься от раздающихся рядом стонов.

Время было далеко за полночь, когда в руку Маркитанова вцепились сильные, как клещи, пальцы Михаила.

– Ты что? – от неожиданности едва ли не вскричал Димарик.

– Пристрели… Дима, пристрели! – горячо зашептал Киреев.

Маркитанов ничего не ответил. Правильно истолковав его молчание, раненый заскрежетал зубами и зашептал вновь:

– Не хочешь? Не можешь? Так я сам. Сам! Дай только ствол… Дай ствол и отойди, отвернись.

Старший сержант отрицательно покачал головой. В темноте этого движения было не видно, но Киреев и без того всё понял.

– Дай мой пулемёт, дай… – Последнее слово донеслось почти безнадёжным стоном.

– Ты должен… ты будешь жить… – сухо, по-казённому проговорил Димарик, но как ещё должны были прозвучать эти слова?

Михаил снова застонал и, отвернувшись, больше ничего не сказал. Бесконечно тянувшаяся ночь продолжалась. Время от времени выныривая из пелены беспамятства, Киреев, скрипя зубами от боли и безысходности, развязывал стягивающие жгуты и вновь проваливался в забытье. А карауливший его, не спавший всю ночь старший сержант вновь и вновь возвращал их на место, с тем чтобы не дать и без того потерявшему много крови Михаилу лишиться её полностью.