Анатолий Гончар - Заложник должен молчать

– Чи! – Раздавшийся за спиной оклик показался мне неимоверно громким. Я невольно вздрогнул, по инерции сделал еще один шаг и остановился.

– Чи! – Раздалось снова, и я, развернувшись, шагнул навстречу остановившему меня Шадрину. – Командир, – близкий шепот Виталика был едва слышен.

– Что? – Я искренне не понимал причину остановки.

– Командир, время. Садимся на засаду, – пояснил Виталик, невидимый в темноте. Я кивнул и мысленно улыбнулся: какая засада? Так, охрана самих себя от неприятностей в виде внезапно появившегося противника.

– Сейчас без двадцати двенадцать, – вылез из тьмы Гордеев и сразу же начал распределять обязанности. – Дежурим по двое, по сорок пять минут. Виталик, твоя смена первая, кто с кем дежурит – определитесь сами, я с Ефимовым. У нас подъем пятнадцать минут третьего. Общий подъем в пять. Все, Виталь, бдите, остальные спать.

Несколькими минутами позже я и Вадим, тесно сдвинув коврики и укрывшись одним расстегнутым спальником, завалились спать. Но сон не шел – переход был не столь длителен, чтобы вымотать, а ночная прохлада и некоторое нервное напряжение все еще наполняли организм излишней бодростью. Видимо, то же самое состояние было и у ротного. Поворочавшись пяток минут, он повернулся ко мне лицом и тихо спросил:

– Спишь?

– Увы, – изобразив сильное огорчение, вздохнул я.

– Мне тут случай один вспомнился, – начал рассказывать Вадим, а я приготовился слушать. – Как раз перед отъездом в Чечню, после какого-то очередного залета, комбриг собрал нас – командиров рот, комбатов и замов, возле штаба части. Ветер, холодно, все мысленно матерятся, а тот ходит перед строем и, естественно, тоже матерится, но уже на нас и вслух. Когда же поток командирского красноречия иссяк, а сам Шогинов слегка успокоился, он встал, вперился в ряды стоящих и совершенно серьезно спросил: «Вот ответьте мне, кто у нас в части самый лучший офицер?» После этих слов некоторое время было слышно лишь завывание ветра, затем майор Нигматулин… ты ведь его знаешь?

– Естественно, – кивнул я. Кто же не знает извечного борца за правду, врага штабных работников, первого хохмача части и к тому же хорошего боевого офицера?

– Так вот он, – я почувствовал, что ротный улыбается, – преданно глядя на комбрига и сделав при этом совершенно серьезное лицо, выдал: «Наверное, вы, товарищ полковник!» – «А вот и нет! Самый лучший офицер, – указательный палец Шогинова ткнулся в установленную в начале аллеи статую советского солдата, – он. И снег метет, и дождь льет, и голуби ему на голову срут, а ему все по хрену…»

Вадим, по-моему, продолжал говорить, но я его уже не слышал, я спал…

Нет, все-таки стоять под утро в последнюю смену – самое мерзкое дело: и толком не выспался, и вроде кругом еще ночь, и вместе с тем понимаешь, что спать больше ни придется. А еще утром холоднее всего, и, как ни одевайся, «карачун» все равно достанет. Одно радует: медленно, но упорно на востоке начинает светлеть, и часы, что ни говори, тикают вперед, планета вертится, приближая появление теплых солнечных лучей. Дождей, говорят, не было уже недели полторы, так что влаги в воздухе немного и, надеюсь, утренней росы не предвидится. Не люблю ходить мокрым, даже в теплую погоду не люблю. Вадим захрустел галетой, наверное, таким образом сон прогоняет. Вот ведь слышимость-то какая: он от меня метрах в тридцати, а как будто рядом, и это хорошо, значит, появись кто чужой, его движения далеко будут слышны. Только ни к чему нам сейчас появление противника, вовсе ни к чему. Вот как-нибудь в другой бы раз… А солнышко уже стало выползать над горизонтом, естественно, его с места нашей дневки еще не видно, но становилось все светлее и светлее. У деревьев начали появляться тени. Я взглянул на часы – без семи минут пять. Отбдили! Скоро будить остальных. Потом на скорую руку перекусить, и в темпе вальса – дальше. Хочешь не хочешь, а до восемнадцати ноль-ноль к дороге подойти надо по-любому. Так что рассиживаться некогда.

– Виталик, вставай! – Все, время вышло, общий подъем. Легкий шорох откидываемого спальника.

– Зябко… – Шадрин повел плечами, потянулся, расправляя плечи, зевнул, улыбнулся, привстал и, подхватив автомат, отправился в кустики. Онищенко, бывший с Виталиком в одной смене, открыл глаза, но вылезать из-под плащ-палатки не спешил. Чуть в стороне за небольшим бугорком шебуршали проснувшиеся Бочаров и Тулин. Похоже, ротный их уже «пнул», но покидать позицию они тоже не спешили.