Андрей Загорцев: Боевое кредо

– Эх-х-х, сейчас бы взбзднуть – да с огоньком!

Тишина стала гнетущей, и офицер понял, что свою мысль высказал вслух. Он резко покраснел, но сделал вид, что его это не касается.

– Я вам предоставлю такую возможность, да еще на свежем воздухе, – прервал тишину командир бригады, – в разведывательной группе должен быть внештатный фельдшер…

Помощника начальника финансовой службы, в миру просто «начфиненок», в этот день склоняли все, кому не лень. Начфинов вообще любят склонять. Молодой же финансист страдал, по всей видимости, синдромом «рассеянного внимания» – и забыл насчитать какие-то выплаты жене комбрига, служившей в строевой части прапорщиком. Вот так в офицерской группе появился свой начфин – потерянное и всего боящееся офицерское существо в звании лейтенанта.

Леню Ромашкина в бригаде знали все, ибо он был единственным, кто на прыжках умудрился приземлиться на личный автомобиль заместителя командира бригады по воспитательной работе. Все претензии Леня отмел в сторону, и в результате его кандидатура была выдвинута тем самым бригадным воспитателем на все том же совещании у командира бригады. Полковник сказал, что Ромашкин – весьма полезная личность на предстоящих учениях, ибо он занимается… Чем занимается майор Ромашкин, никто так и не смог вспомнить. Начали допрашивать начальника отделения кадров. Выяснилось, что Леня по штату состоит в моем отделении, но его там никто никогда не видел. Воздушно-десантная служба попыталась взять майора под свою опеку, так как Ромашкина на прыжках бросали на пристрелку (прыжок для определения силы и скорости ветра). Хотя для этих целей было положено бросать ПДММ (парашютный десантный мешок мягкий), бросали всегда Леню. Мешок в случае утраты и порчи списать очень муторно, а майоров у нас в бригаде полно, поэтому воздушно-десантную технику берегли. Комбриг, однако, призадумался. От напряжения его голова закачалась, он немножко всхрапнул, затем встрепенулся и объявил всем, что Ромашкин тоже включен в состав группы, а в случае если эту особую РГ действительно придется выводить, то вывод в тыл противника будет осуществлен воздушным путем, то есть парашютным способом.

Чувство того, что надвигается какая-то неприятность, неотвратимо усиливалось. А когда я выглянул в окно и увидел бегущего по плацу зампотыла, то стало ясно, что скоро будет настоящий Армагеддон. Ну, не мирового масштаба, а так – небольшого бригадного. Толстый зампотыл на самом деле не бежал, а катился по обледеневшей дорожке и никак не мог остановиться. Врезавшись в трибуну на плацу и разогнав по дороге роту, занимавшуюся строевой подготовкой, начальник тыла остановился, перевел дух и вальяжно двинулся дальше. А я в это время, находясь в состоянии панического страха, намеревался выдвинуться в кафе и слопать парочку пирожных, дабы заглушить неясную тревогу, однако так и не успел – зазвонил телефон. Звонок я проигнорировал и кинулся к двери, но было поздно – на входе меня встретил посыльный по штабу и объявил, что меня желает видеть комбриг.

Предчувствия не обманули. Меня назначили командиром той самой особой группы, которую я сам же и придумал. Радость моя была беспредельна, и поэтому я все-таки выдвинулся в кафе и съел два пирожных. После принятия пищи настроение некоторым образом улучшилось. Может, все-таки и не потребуется эта нелепая группа, и на учениях обойдутся без нее, и зря я так переживаю? Покурив, я пошел рисовать «решение на применение» и набирать всякие пояснительные записки. В пункте о противнике я от скудоумия и мелкого желания кому-нибудь напакостить упомянул своего товарища Вову Черепанова: «Воспользовавшись критической ситуацией в приграничном регионе, государственную границу перешла группа под руководством майора запаса Черепанова. В течение нескольких суток незаконное вооруженное формирование насиловало скот, угоняло женщин и агитировало местное мужское население идти на службу по контракту в ряды ВС РФ, чтобы таким образом снизить их боеспособность». То, что мне не достанется за написанный бред, я был уверен на девяносто процентов – начальник штаба если и проверял, то только поверхностно, не вникая в суть. Комбриг когда проверял, то в первый раз говорил – переделать все, и немедленно. Некоторые офицеры впадали в ступор и в течение бессонной ночи пытались все исправить, изводили кучу бумаги и портили карты. Когда-то я тоже так же мучился. Теперь просто громко кричу: «Есть!» – запираю документы в сейф и на следующее утро подаю их командиру в том же самом виде, что и вчера.